PARTITO COMUNISTA INTERNAZIONALISTA

НИТИ ВРЕМЕНИ

Уроки контрреволюции (LXXVIII)

 

«Battaglia comunista», n.18 1951

 

Вступление

То, что материальная победа пролетарской революции в России в октябре 1917 года привела к окончательной критической победе марксистского коммунизма, является подтвержденной истиной.

То, что победа невооруженной, но социальной контрреволюции в России представляла собой частичное поражение критической марксистской системы и, следовательно, исторической ситуации сегодняшнего дня, и параллельный развал мирового пролетарского революционного движения предполагает изменение или реконструкцию теоретического марксизма, является абсолютной ложью.

Будучи доктриной революции, марксизм был также и теорией контрреволюции с момента его первого написания; это и предвидение унитарной и мировой социалистической революции, и с первого момента надежное и непугающее ожидание серии контрреволюций, повторяющихся, широко распространяющихся, пересекающихся в пространстве и времени.

Мы имеем однозначно написанные слова с критикой и историческим контролем немецкой революции и контрреволюции 1848-49 годов; и мы вдобавок имеем замечательные работы русских большевиков, которые провели верную связь между теорией и битвой, превентивную критику, особенно с 1905 по 1917 год, и исторический контроль тех же событий в России. Ничего лучше, чем эта параллель, не показывает, что метод исследования остается идентичным и неискаженным двумя грозными опытами.

 

Вчера

 

Перечитывание заключительного тактического параграфа «Коммунистического манифеста», посвященном Германии, заставляло задуматься пропагандистов нарождающейся социалистической революции, особенно в «статичное» время, предшествовавшее войне 1914 года. Все потому, что правые социалистические трусы того времени, отказавшиеся от перспективы насильственной революции и одержимые союзом с «оппозиционными партиями» не на баррикадах, а в целях парламентской комедии, указывали на невразумительные параллели между эпохой незавершенной буржуазной европейской революции (1847) и эпохой полноценного капитализма в экономике и политике, что сейчас наблюдается во Франции, Германии, Италии и так далее.

« В Германии, поскольку буржуазия выступает революционно, коммунистическая партия борется вместе с ней против абсолютной монархии, феодальной земельной собственности и реакционного мещанства ».

« Но ни на минуту не перестаёт она вырабатывать у рабочих возможно более ясное сознание враждебной противоположности между буржуазией и пролетариатом, чтобы немецкие рабочие могли сейчас же использовать общественные и политические условия, которые должно принести с собой господство буржуазии, как оружие против неё же самой, чтобы, сейчас же после свержения реакционных классов в Германии, началась борьба против самой буржуазии ».

« На Германию коммунисты обращают главное своё внимание потому, что она находится накануне буржуазной революции, потому, что она совершит этот переворот при более прогрессивных условиях европейской цивилизации вообще, с гораздо более развитым пролетариатом, чем в Англии XVII и во Франции XVIII столетия. Немецкая буржуазная революция, следовательно, может быть лишь непосредственным прологом пролетарской революции ».

Ясно, что в этом периоде выделена предельно ясная перспектива. Первое: в скором времени в Германии разгорится борьба буржуазии против феодальных классов. Это произошло. Второе: в этой борьбе рабочие боролись бы вместе с первой против вторых. Это также произошло в 1848-49 гг. Третье: что феодальные классы будут свергнуты. Этого не произошло. Четвертое: пролетариат немедленно разорвет союз и объявит войну победившей буржуазии. Очевидно, этого тоже не произошло.

При написании Манифеста нельзя было говорить об антифеодальных восстаниях в Англии и Америке: в Англии оно уже было произошло в 1682 году, а в Америке никогда не было феодализма. Абзац тактический, ведь во второй части Манифеста, где сказано, что в таких условиях коммунисты не отличаются от других рабочих партий в целом, поскольку тогда предполагалось, что каждая рабочая партия преследует следующие цели: организация пролетариата в классовую партию, уничтожение буржуазного господства, завоевание политической власти со стороны пролетариата. Ревизионисты могли долго утверждать, что в Англии и Америки социалистическая революция избавит себя от необходимости восстания и диктатуры, победив мирными средствами, но в другом месте мы показали, что Ленин разрушил эту оценку констатацией факта, что даже в этих странах возникает государственная бюрократия и постоянная армия: мы сразу увидели здесь один из уроков, который дает нам антиреволюционная политика капитала, и мы скоро перейдем к «фашизму» в упомянутых странах (и по милости Божьей).

Манифест и другие марксистские сочинения, если они уже говорят о мировой революции, показывают в то время, что проблема наступающей революции состоит в этих трех блоках: Англия и Америка — Континентальная Европа — Россия и Восток.

В 1848 году революция победила, но она была европейской. Если в 1793-1815 годах капиталистическая Англия кормила антиреволюцию, то в 1848-49 годах феодальная Россия давала решительные займы реакционным монархиям Центральной Европы и перебрасывала войска в Венгрию.

Во Франции, следуя вышеупомянутому порядку для Германии, и на основе работ Маркса о классовой борьбе (январь-март 1850 года; тогда, как отмечал Энгельс, он и Маркс верили в немедленное возвращение европейского революционного движения, а с осени 1850 года признали, что наступило время ожидания, « новая революция возможна только вслед за новым кризисом. Но наступление ее так же неизбежно, как и наступление этого последнего ») — во Франции, скажем, перспектива была преподнесена иначе. Первое: борьба буржуазии разразилась против последних реакционных остатков и монархии. Второе: пролетариат сражался заодно с буржуазией в феврале 1848 года. Третье: буржуазия с пролетарской помощью полностью победила. Четвертое: пролетариат попытался немедленно победить буржуазию; «Тогда на место требований, к удовлетворению которых пролетариат хотел принудить февральскую республику, требований чрезмерных по форме, но мелочных и даже всё ещё буржуазных по существу, выступил смелый революционный боевой лозунг: Низвержение буржуазии! Диктатура рабочего класса! ». На шаг впереди немецкой перспективы. Но восстание рабочих было подавлено. Кровь лилась по булыжникам славных улиц Парижа. Победоносная демократическая республика убила три тысячи безоружных заключенных. Маркс извлек уроки из этой огромной победы контрреволюции.

« Превратив свою могилу в колыбель буржуазной республики, пролетариат тем самым заставил последнюю выступить в своём чистом виде, как государство, признанная задача которого — увековечить господство капитала и рабство труда ».

Маркс рад, что сорокапятилетняя Республика соединилась с монархиями Священного Союза.

« Наконец, победы Священного союза привели к таким изменениям в Европе, которые дают основание предполагать, что всякое новое пролетарское восстание во Франции неминуемо повлечёт за собой мировую войну. Новая французская революция принуждена будет сейчас же выйти за национальные рамки и завоевать себе европейскую арену, на которой только и может быть осуществлена социальная революция XIX века ».

Вот мощный урок, который революционер Карл Маркс вынес из контрреволюции июня 1848 года и который в крупном историческом масштабе является подлинным пророчеством, подтвержденным Коммунами 1871 и 1917 годов; даже если за этим последует первое — славное поражение с оружием в руках, второе — позорное отступление к национальному единству, то за пределами Европы, хуже того, за пределами того мира, в котором только и может быть осуществлена социальная революция XX века.

Вот какой вывод делает Маркс.

« Итак, только июньское поражение создало все те условия, при которых Франция может взять на себя инициативу европейской революции. Только окунувшись в кровь июньских инсургентов, трёхцветное знамя превратилось в знамя европейской революции — в красное знамя! ».

«И мы восклицаем: Революция умерла, да здравствует революция!».

Что касается Германии, то баланс двух лет борьбы установлен Марксом и Энгельсом в сотрудничестве над серией статей для «New York Tribune», написанных в Лондоне в 1851 и 1852 годах, из которых мы часто черпаем важные отрывки.

Название работы — «Революция и контрреволюция в Германии», но речь всегда о всей Европе. У марксистов нет национальных дел. Давайте прочтем первую строчку: « Первый акт революционной драмы на европейском континенте закончился. «Бывшие власти», существовавшие до бури 1848г., снова стали «ныне существующими властями»… ».

Так торжествует контрреволюция. « Трудно представить себе более крупное поражение, чем то, которое потерпела революционная партия или, вернее, потерпели революционные партии континента на всех пунктах боевой линии. Но что же из этого? Не потребовала ли борьба английской буржуазии за свое общественное и политическое господство сорока восьми лет, а борьба французской буржуазии сорока лет беспримерных битв?…

Поэтому, если мы (местоимение, которое мы, особенно после смерти Воронова[1], в масштабе веков, очевидно, не используем в личном смысле) и разбиты, нам не остается ничего другого, как начинать сначала. А та, вероятно, очень короткая передышка между концом первого и началом второго акта движения, которая нам предоставлена, дает нам, к счастью (Карамба! К счастью; и разве в политике единственная выгода — не успех и власть?), время для крайне необходимого дела: для исследования причин, сделавших неизбежным как недавний революционный взрыв, так и поражение революции… ». Каждая эпоха полна нетерпеливых, Ахиллес, для которых история не допускает «антрактов», и для которых партийная работа полна разглагольствования и неиссякаемой активности…

В этой небольшой работе исследование продолжается после предупреждения о необходимости искать общие причины, а не обычную чепуху « дело в господине А или в гражданине Б, которые «предали» народ ».

Авторы добавляют: « И печальна же будущность политической партии, если весь ее капитал заключается в знании только того факта, что гражданин имярек не заслуживает доверия! »

Такое событие должно иметь место в современной русской контрреволюции. Лев Троцкий, чей вклад в историческую проблему, поднимаемую здесь нами, действительно велик, ошибался, обвиняя только гражданина Сталина. « Никто из здравомыслящих людей никогда не поверит, чтобы одиннадцать человек, большинство которых были к тому же личностями весьма посредственными, одинаково неспособными как к добру, так и к злу, могли в течение трех месяцев погубить тридцатишестимиллионную нацию». Это было французское временное правительство: поменяйте цифры и получите пресловутую «сталинскую клику».

Ни один человек, если только не дурак в звании майора Эттли, не скажет, что негодяй (Гитлер) спровоцировал Вторую Мировую войну.

Нам больно ни за сегодняшнюю Великобританию, ни за мир 1939 года, но за тот бедный батальон…

Анализ двух маэстро коммунизма протекает прямолинейно, в спокойной форме, даже если в определенной терминологии на них влияют газета и нереволюционная публика, для которой предназначены эти произведения. После того, как все общественные силы поставлены на карту и все события борьбы в Берлине, Вене и малых государствах оценены, процесс, проводимый в отношении низкой политики буржуазных и немецких демократов, их слепоты и трусости, становится действительно важным.

Но мы заинтересованы в объяснении стратегии пролетариата. Она не только совпадает с тезисами, которые мы поддерживаем, но и приходит к формулировке, которая благодаря своей огромной диалектике удивит многих.

« Рабочий класс принял участие в этом восстании, как принял бы во всяком другом, от которого можно было бы ждать, что оно либо устранит некоторые препятствия на его пути к политическому господству и социальной революции, либо, по крайней мере, заставит более влиятельные, но менее смелые общественные классы придерживаться более решительного и революционного курса… Во всяком случае, рабочий класс стремился довести дело до кризиса, который или решительно и бесповоротно увлёк бы нацию на революционный путь, или же привёл бы к возможно более полному восстановлению дореволюционного существующего порядка и таким образом сделал бы неизбежной новую революцию ».

Таким образом, перспективы, которые мы ранее указывали на основании отрывка из Манифеста (хотя ясно, что именно наши объяснения должны адаптироваться к истории, а не история должна адаптироваться к нашим желаниям) в весьма авторитетном выражении Маркса-Энгельса, должны применяться в стране, где феодальный класс все еще у власти.

Первое: вспышка буржуазной революции немедленно порождает революцию пролетариата против буржуазии с ее победой, теория, также проводимая циркуляром Союзом коммунистов в марте 1850 года со словами: боевой клич рабочих будет: Перманентная революция! — и это то, что Троцкий разработал для России — теория перманентной революции.

Второе: в случае поражения революционной буржуазии рабочие также будут побеждены, и феодальная реакция останется у власти.

Третье (наихудший сценарий): победа буржуазии над реакцией сопровождается не пролетарской революцией, а стабильной консолидацией буржуазной власти, как во Франции в июне после подавления восстания рабочих.

Причина, по которой предпочтение отдается второму, а не третьему решению, заключается не только в том, что можно не рассчитывать на капиталистическое подавление рабочих повстанцев, как, например, в Париже в 1848 и 1871 годах, или на адаптацию пролетариата к буржуазной победе. Но прежде всего потому, что второе решение навсегда создаст двойное противоречие производительных сил с правовыми и политическими рамками, и возникновение нового движения будет приближено к полному циклу перманентной революции и распространению международных последствий.

И действительно, поскольку в настоящее время формы власти буржуазии консолидированы в большинстве стран, тогда как в 1848 году парижские баррикады возникли и в Берлине, Вене, Милане, Будапеште, Варшаве и т.д. В 1848 году они были не такими же, как в 1871 году или в Петрограде 1917 года.

Поэтому, учитывая контрреволюционный итог, Маркса и Энгельса больше всего волнуют формирование «демократической» и «пацифистской» ситуации, которая не подпускает пролетариат к пламени классовой борьбы, и переживания за то, что, как говорит циркуляр Союза, « рабочие не должны дать обманывать себя фразами демократов, например, о том, что это, дескать, раскалывает демократическую партию и дает реакции возможность победы. Все эти фразы имеют своей конечной целью одурачить пролетариат ».

Поэтому неудивительно, что для побежденной немецкой буржуазии есть раскаяние, но не сожаление, и то, что Маркс радуется, когда «либеральные» формы сменяются бонапартистской «диктатурой». Троцкий снова процитирует классический отрывок о «кроте».

Из всего этого очевидно, насколько безумна тактическая позиция Московского Интернационала в период диктатур Муссолини и Гитлера, и насколько ясно, что она должна была привести к революционному краху: закапывание нор, которые выкопал старый крот революции, под глупым названием «блок за свободу».

Мы все еще хотим привести цитату, чтобы показать, как еще раньше Маркс и Энгельс (которые в 1844 году в соавторстве вели типичный спор против Бруно Бауэра с запасом на « их более поздние позитивные личные писания »), ясно оценивали полезную концентрацию открытых вооруженных и государственных сил, таких как стыд за либеральную помаду на окровавленных губах буржуазного класса. Конструкцию доктрины уже можно увидеть на фоне проблеска сарказма и каламбуров, которые сокрушают жалкого Бауэра, достойного предшественника всех последующих индивидуалистических, либертарных или… экзистенциалистских толкователей социализма, доктрина уже ясна. Бауэр возвышает Робеспьера и видит в Наполеоне тирана, убившего свободу. Маркс и Энгельс, предвидя будущие разрушения от бессмыслицы о цезаризме в современном обществе (после чего будут устроены настоящие оргии в честь Гульельмо, Бенито, Адольфа… и Иосифа[2]), предпочитают Робеспьеру Наполеона. « Не революционное движение вообще сделалось 18 брюмера добычей Наполеона, как думает критика […] добычей Наполеона стала либеральная буржуазия […]. Наполеон был олицетворением последнего акта борьбы революционного терроризма против провозглашённого той же революцией буржуазного общества и его политики. Правда, Наполеон понимал уже истинную сущность современного государства; он уже понимал, что государство это имеет своей основой беспрепятственное развитие буржуазного общества, свободное движение частных интересов [и, следовательно, не равенство всех граждан] […]. Он завершил терроризм, поставив на место перманентной революции перманентную войну ».

Комментарий этого отрывка был бы очень поучительным, показывая, как весь цикл (террор, либеральная комедия, супергосударство) повторяется в буржуазном курсе несколько раз: во Франции, изученной Марксом, он повторился три или четыре раза вплоть до нынешнего времени… Отмечается, что Наполеон попытался подчинить частные интересы государственной силе, чтобы монополизировать внутреннюю торговлю… « Французские купцы подготовили то событие, которое впервые потрясло могущество Наполеона. Парижские биржевики путём искусственно созданного голода заставили Наполеона отложить русский поход почти на два месяца и таким образом перенести его на слишком позднее время года ».

Сила метода заключается в четком предвидении этапов. Французская буржуазия вновь столкнулась с контрреволюцией в реставрации бурбонов. Свои пожелания 1789 года она выполнила в 1830 году… История французской революции восходит к 1789 году, но даже в 1830 году она не была завершена… И все это написано в 1844 году!

 

Сегодня

 

Манифест даже не заикался о России в 1848 году. В 1882 году Энгельс пишет в предисловии к русскому переводу: « Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе… » Германия в силу промышленного развития стала капиталистическим государством, какой бы политически слабой ни была буржуазия, рабочее движение оставалось сильным… Но это все еще видение импульса, который должна дать антифеодальная революция: для Европы оставалось только революция в России.

Капитализм как производительная система появился и в России, а вместе с ней и современный пролетариат. Но абсолютизм развернулся в полную силу. Стоит обратиться за красивым историческим резюме Троцкого, чтобы подтвердить, что капитализм родился там как государственная экономика.

« Сделавшись историческим орудием в деле капитализирования экономических отношений России, царизм этим прежде всего укреплял себя […] Самодержавие с помощью европейской техники и европейского капитала превратилось в крупнейшего капиталистического предпринимателя, в банкира и монопольного владельца железных дорог и винных лавок ».

Здесь не было, как в Европе, ни деревенских мастеров, ни крупных торговцев, которые чувствовали необходимость создания сильной и обширной промышленности, было только государство. Обратите внимание, что это письмо 1908 года. Автор показывает, как шведы вынудили Петра Великого построить флот, а затем реорганизовать армию на новой основе. Но чтобы преодолеть зависимость от английских, голландских, ганзейских поставок, царь основал национальные мануфактуры. Только тогда возникли частные предприятия; их работники были в полукрепостном положении. Средства правовой защиты: « Запретительные тарифы и политика предоставления финансовых субсидий владельцам! ».

В 1861 году потребности в рабочей силе вынудили правительство частично освободить крепостных.

Вот так после рождения пролетариата и задолго до движения 1905 года встал вопрос о его классовой стратегии в России. Не было недостатка в образованных марксистах, которые предлагали отложить какую-либо политическую программу и заниматься только пролетарским экономизмом. Но необходимость свергнуть власть царей была предельно ясна, хотя подлинного либерального буржуазного движения не было. Действительно, смелый, решительный и революционный класс капиталистических предпринимателей так никогда и не кристаллизовался. Классическая проблема повстанческого союза, какую марксизм видел в Германии, была поставлена так: союз, но с кем? Проблема потребовала огромной работы русских социалистов.

Эта подготовка оказалась чрезвычайно полезной — и это доказали не хорошо написанные книги, а гигантская победа в 1917 году — в противоположность 1905 году, когда силы самодержавия, армии и полицейских удержали в больших городах подъем рабочей массы, тогда как буржуазная демократия нашла свое место только в пустой полемике меньшевиков и правых социалистов.

Глядя на противоречие между Троцким и Лениным между двумя революциями, следует отметить, что оба они предсказывали возвращение революции, и оба были уверены, что капиталистическая буржуазия и буржуазная демократия не станут главными действующими лицами. Поэтому они были уверены, что в этой революции пролетариат должен был быть не только союзником, но и заменой буржуазии. С какой политической и социальной программой? И с какими союзниками? Формула Ленина была следующей: «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства». Это значит, что промышленный рабочий класс найдет могущественного союзника в крестьянских деревнях и будет бороться с ним плечом к плечу за власть. Уступить власть капиталистической буржуазии? Никогда. Управлять властью для капиталистической трансформации отсталой экономики? Да, во многом у Ленина хватило смелости ответить так. С апреля 1917 года Ленин на великой битве против социал-предателей и мировой империалистической войны развивал свою линию в точной формуле: диктатура пролетариата; вся власть Советам. Да, союз с крестьянами, но ликвидация всех «родственных» партий, в том числе и эсеров того времени.

Также известно, что Троцкий, по весьма закономерным причинам, утверждал, что ожидал формулы социалистической диктатуры и интернациональной революции двенадцатью годами ранее. Однако в этом вопросе большевики соглашаются с грозным натиском Ленина; пролетариат и русская партия возьмут на себя всю диктатуру и бросят все силы на чашу весов европейской революции.

Если за Октябрьской и ленинской революцией последовала явно бескровная контрреволюция, то только потому, что не было никаких реставрационных вторжений извне или формальных изменений во власти и правительстве, но с другой стороны, исторический факт, что огромная серия чисток уничтожила массу рабочих и партийных бойцов радикального течения. Сейчас будет недостаточным заявить, что Ленин заболел и лишился сил в 1922 году, затем умер в 1924 году, а Сталин изуродовал и предал революцию.

Ленин, который умер до своего поражения на полях гражданской войны или своего втягивания в фатальную «инволюцию», победил теоретически. То, что он хотел предотвратить, и то, что он предвидел заранее, произошло. Даже рука Ленина не остановила историю; возможно, однажды его разум сможет помочь в этом. И не менее правильным был его призыв двигаться дальше, как и тот же призыв в 1848 и 1871 годах.

Худшее из трех возможных событий произошло. Не перманентная революция, которую обрисовал Союз коммунистов в 1850 году, а щедрый Троцкий — в 1903 году, которая достигла бы европейской диктатуры пролетариата — единственный результат, давший какое-либо право на передышку. Не вооруженная контрреволюция, которая раздавила демократическую буржуазию и социалистических рабочих, вернувшись к моменту 1905 года, когда стало ясно, что, перефразируя известную фразу, « всякая русская пролетарская революция неминуемо повлечёт за собой мировую войну ». Случилось худшее. Феодальные связи были разорваны, но на их месте усилилась вирулентность капитализма.

Российский пролетариат совершил революцию, пытался с Лениным сделать её для себя, но в конце концов он сделал её для капитализма.

У капитализма в России не было ни героических фаз, ни идеологических и философских опьянений, кроме кружков нескольких потерянных интеллектуалов. Как признается, раньше капитализм держали в тисках самодержавия, сегодня он живет как слон и продолжает расти в теплице государствопоклоннического и тоталитарного бонапартизма, изобилующего полицейщиной и военщиной.

За исключением того, что, хотя бонапартизм великого Наполеона действовал на гребне революционной волны и тогда был самым острым копьем в европейской истории, русский бонапартизм сегодня это арьегард армии, которая не одержала победу и все еще пятится назад.

Она не желает шагать от перманентной революции к перманентной войне! Если тени Робеспьера и Дантона, возможно, парили над полями Аустерлица, то тени Ленина и Троцкого даже не промелькнули на сталинградских хребтах.

Так верно, что сегодня капиталопоклонническое обращение мировому пролетариату: перманентный мир!

Но если контрреволюция прошлого века научила тому, что закреплено в истории Коммуны и советской революции, то контрреволюция сегодняшнего дня не может пройти даром; и если она принесла капитализм на Урал и Левантийские моря, то она также ознаменует путь к пролетарской революции, которая победит чудовищные силы капитала от Атлантики до Тихого океана. И то будет единственная историческая перспектива, что заставит капитал, после стольких зверских возвращений, склонить голову.

 

[1] Сергей Воронов — русский хирург, по происхождению француз. 12 января 1920 г. совершил операцию по омоложению человеческого организма путем трансплантации тканей яичек шимпанзе. По этому поводу Воронов писал: «Жизнь — изучение средств реализации жизненной энергии и продления жизни», Париж, 1920.

[2] В оригинале Пеппино, итальянское прозвище Сталина.