PARTITO COMUNISTA INTERNAZIONALISTA

НИТИ ВРЕМЕНИ

Вооружение и инвестиции (LXXVII)

 

«Battaglia comunista»», n.17 1951

 

Вступление

Расшифровка значения нынешнего исторического периода напрасно утомляет головы многих, считающих себя ветеранами или добровольцами революционного движения и более или менее невольно демонстрирующих свое мышление следующим образом: все происходит неожиданно, и будущие события нельзя принудительно вписать в рамки великого марксистского видения, его метода и его предвидений.

Следовательно, был произведен целый ряд попыток дополнить, исправить, подпереть и заклеить сам марксизм, и это опаснее чем серьезная попытка разрушить марксизм во всей его научной формулировке, которая однако нигде не предпринималась, поскольку повторение традиционных верований и систем, как они уже существовали до рождения современного социализма, не является серьезным наступлением. Исправление и обновление марксизма это холодная война, гораздо более отвратительная, чем любая объявленная битва. В этом лежит не интеллектуальный или культурный факт, а исторический факт. Враги и друзья обязаны осознавать, что, каким бы ни было случайное событие, историческая причина революции не утеряна.

Отсюда вытекает бесполезный поиск социально-экономических данных, не вписанных в классический марксистский анализ и в его непрерывную линию, формулирование серии объяснений, которые не только ничего толком не объясняют, но и не вносят ничего нового в фактическое исследование и прочтение событий. Отсюда злоупотребление и неправильное использование таких терминов, как монополизм, империализм, директивная экономика, государственный капитализм, терминов, которые занимают свое место в марксистской системе, но которые не служат, как заплатки, для заклеивания предполагаемых дыр в грозном здании нашей вековой доктрины. Отсюда вытекает охота на третий класс, помимо буржуазии и пролетариата[1], которых Маркс якобы рассматривал как одиночек на дуэли, тогда как третье место спрятано среди бюрократических кругов, рассматриваемых в качестве непредвиденной новизны (!) в истории классовой борьбы, среди порочных «банд», «клик» или «свор», что порождает политическая полемика, как только подует встречный ветер: вот почему для одних и тех же пропагандистских аппаратов, выразители и лидеры великолепной народной борьбы за свободу в один момент превращаются в вульгарных и лидеров преступных банд, и тут нужны Труманы, Сталины, если угодно, Чан Кай Ши, Тито и так далее и тому подобное.

Имя, лидер, преступная группировка служат объяснению: наша доктрина заслуживает уважения, но только с того момента, когда у того, кто ею орудует, хватит смелости сказать: наконец, стало понятно, что детерминизм экономических интересов, классовой борьбы и последовательности классовых форм власти бесполезны; Маркс и те, кто в это верит, — просто дураки.

Оправданием этому служит допущение, если бы эти фигуры со своими немногочисленными янычарами не вели себя «как преступники» и не нарушали хорошие правила политической игры, то все было бы хорошо. Оправдание, которое ничего не оправдывает, кроме как смелость во второй раз сказать следующую фразу с res judicata: марксизм был горой чепухи.

Вместо всех этих заклеиваний марксистское исследование сегодняшних событий, заменяет примитивные оценки: ничего из того, что мы наблюдаем, не противоречит нашему видению истории, все дает основания для очень четкого вывода: мы находимся в периоде контрреволюции. Итак, марксизм потерпел бы поражение, если бы это был первый исторический эпизод такого рода, если бы марксизм не знал, не изучал и не объяснял подобное раньше. Как бы ни так! Наша школа не только глубоко изучила контрреволюционные периоды и разобралась с ними, не только на каждом шагу установила, что ни один исторический класс не выходил победителем, не пережив контрреволюции перед своей победой, но и добавляла следующее: контрреволюции — теоретическое подтверждение, практическая школа, историческая гарантия революции.

Может ли кто-либо, не понявший и не усвоивший прошлое, притвориться, что осознает будущее? И можем ли мы в любой момент борьбы отложить постоянное изучение прошлых событий как ежедневную пищу для наших действий? Опыт показывает, что как никогда актуально отступить и потянуть за нить времени. Социализм давно перешел из утопии в науку. Радек думал, что в 1919 году он перешел от науки к делу; но контрреволюция еще не преподавала нам все свои уроки, как казалось ему и нам. И как в революционный период обязаны думать все хорошие революционеры: если верно в русле истинного марксизма, что политическая позиция возникает из действия, а из политической позиции — теоретическое понятие, окончательный комплекс будет нам доступен только после завершенного дела, результат будет после серии исторических приливов, которые включают все: действие, организацию, теорию. В контрреволюционный период, как это видно, неизбежно загнивает активизм, проблема «Что делать?» не исчезает, но меняет свой смысл. И именно отчаяние революционеров, ведущее к поддельному и больному активизму, приводит к замене хороших доктрин и методов коррумпированными, а также к похвале вражеских целей и идеалов, вместо наших.

Именно Троцкий, начав с письма Лассаля Марксу, писал в 1905 году:

« Может показаться парадоксом, если сказать, что главной психологической чертой оппортунизма является его неумение ждать. Но это несомненно так. В периоды, когда союзные и враждебные социальные силы своим антагонизмом, как и своим взаимодействием, создают в политике состояние мертвого покоя… снедаемый нетерпением оппортунизм ищет вокруг себя «новых» путей и средств… С жадностью набрасывается он на навозную кучу либерализма. Он заклинает ее. Он призывает ее. (…) Он хочет немедленного «успеха» ».

У тех, кто по глупости читает тексты, основываясь на их авторстве, мы спросим, может ли автор этих строк, после того ознакомления с его биографией, быть вписан в число тех, кто «слишком долго ждал».

Взгляд на контрреволюции прошлого интересен, если мы возьмем пролетариат как субъект. Но еще интереснее, если, продолжая возвращаться в прошлом, мы возьмем в качестве субъекта саму буржуазию. Поскольку пролетариат еще не победил, и достойный оппонент, если таковой найдется, мог бы сказать нам, что он больше не победит, а история его революции была ложью. Но победила буржуазия, и она сдержала обещания своей идеологии, сделав их фактами, как бы им не доставало полноты, как показывает наша критика в свете неумолимого дальнейшего скачка вперед. И бесспорен результат расчета вклада, внесенного контрреволюционными бурями, продолжавшихся веками. И заодно возвращаясь к её первым подвигам, станет очевидно, как мало нового в некоторых аспектах капиталистической системы, в то время как многие неспокойные и нетерпеливые сегодня утверждают, что эти аспекты не были достаточно взвешены и приняты во внимание революционной пролетарской наукой.

 

Вчера

 

Почему Фридрих Энгельс захотел написать «Крестьянскую войну»? Он говорит об этом в предисловии 1874 года, написанном в период «реставрации», оно имеет огромное значение и сослужит нам службу еще не раз.

« Настоящая работа была написана в Лондоне летом 1850 г., еще под непосредственным впечатлением только что завершившейся контрреволюции ». Контрреволюция 1848-49 годов была двойной контрреволюцией: для буржуазии и для пролетариата. В 1850 году победитель мог бы смело написать тезис, который сегодня уже кажется абсурдным: система промышленного капитализма не завоюет весь мир ни в социальном, ни в политическом плане. Конечно, такой тезис беспокоил Маркса и Энгельса, потому что он неявно содержал другой: даже пролетариат больше не сможет одержать победу.

Хотя в Англии и Франции также были реставрации и контрреволюции, тем не менее их революционная история была богатой и убедительной, противостоя феодальной и реакционной аргументации. В Германии буржуазная революция прискорбно встала на колени: современная буржуазия струсила, не пройдя героической фазы. Ясно, что такой аспект противоречил нашему классовому взгляду на историю, он сливался с высокомерием и уверенностью в своей силе Бисмарков.

Энгельс хочет показать, что « немецкий народ также имеет свою революционную традицию », и подчеркнуть, что победы Кромвеля и Робеспьера совпадают со славным поражением Томаса Мюнцера, вождя крестьян, восставших в 1525 году и уже тогда союзников городской буржуазии, которая уже тогда отступила и предала, позволив ополчению феодалов расправиться с мятежниками. Это не вопрос национальной гордости, как это показалось в какой-то пустой полемике, а именно доказательство тезиса о ценности революционного интернационала. Параллель между двумя антифеодальными революциями 1525 и 1848 годов имеет многозначительное значение. Как энциклопедисты предшествуют Бастилии и Конвенту, так и восстанию крестьян, угнетенных баронами, сигналом послужила религиозная ересь и реформы, Гус и Лютер[2]. Марксистская школа знает, как описать историю таких конфликтов как войну между классами, гораздо больше, чем противостояние той или иной догме, теизму и атеизму. И с этой борьбой Энгельс связывает борьбу альбигойцев во Франции, расколы в Богемии и Польше, Арнальда Брешианского в Италии, по сути, это первые попытки зарождающейся буржуазии вырвать власть у феодальной аристократии, поддерживаемой римской церковью.

Революция — это вооруженное нападение угнетенного класса с целью отнять власть у правящего класса, и мы знаем, что оно возникает в результате прорыва новых производительных сил против старых отношений. Иногда нападение отражается, иногда — нет. Но одной только хроники военной истории столкновений недостаточно для истории этих великих конфликтов, хотя она и является решающим элементом. Одержал ли победу политический и военный натиск или нет? Это первый вопрос. Были ли осуществлены новые производительные силы, стремящиеся к новому порядку, или нет? Ответы могут отличаться, и только плоская и недиалектическая интуиция марксизма предполагает, что они всегда параллельны.

После ужасных расправ и массовых казней по приказу епископов и князей 28-летний Мюнцер был схвачен, подвергнут пыткам и обезглавлен. В Баварии и Австрии еще шла кровопролитная борьба, пока последний лидер повстанцев, Гейсмайер, бежавший в Венецию с целью подтолкнуть республику к войне против Австрии, не был настигнут убийцей.

Социальный баланс той великодушной битвы оборачивается полным поражением крестьян, которые безнадежно отступают на три столетия, по крайней мере, под натиском крепостного права: новый баланс сил означает, что только наиболее передовая часть дворянства уступает централистскому владычеству законов и Империи, в обмен на подтвержденные феодальные привилегии.

Даже после Робеспьера и Кромвеля были виселицы, и вернулись короли, а точнее наследники обезглавленных королей. Но в обоих случаях борьба за феодальные формы производства закончилась поражением, ведь буржуазная система уже закипела: английские помещики должны были « владеть землей буржуазным способом » и подписаться на консолидированный заём, их высшее божество. Во Франции торговля, промышленность и банковское дело процветали и господствовали при легитимистском короле Бурбоне и при орлеанистском «буржуазном короле». Когда политические революции были побеждены, буржуазная социальная революция все равно одержала победу. Именно через события 1830, 1848 и 1871 годов французская буржуазия непосредственно возьмет всю власть, точно так же, как английская буржуазия получила её от Вильгельма Оранского, которого Маркс называет буржуазным героем, которого привели к власти Славной революцией после падения Стюартов: герой, даровавший государственные земли дамам, оказавшим ему не столь благочестивые любовные услуги… (1695).

Здесь мы хотим вернуться немного дальше, с целью изучения революций, «выброшенных» из истории, вспоминая ту, которая была похоронена не на поле битвы, а в результате чистой череды экономических факторов, и которой пришлось ждать своего восстановления на протяжении столетий.

Не ново мнение, что класс буржуазии находился у власти в итальянских коммунах в средние века и в морских республиках, как и в более поздние времена во многих городах Фландрии и в городах Ганзейского союза. Мы ограничимся классическим проходом из «Коммунистического манифеста», где приводится истинная апология, подлинная эпопея нашего свирепого и вызывающего восхищение врага, буржуазии. Современные антирабочие контрреволюции принесут ей вторую апологию и второе объявление гражданской войны. И это заявление будет сделано накануне нового 1848 года, когда больше не будет трех претендентов на власть, что бы ни говорили те, кто ищет третий класс посткапитализма!

« Каждая из этих ступеней развития буржуазии сопровождалась соответствующим политическим успехом. Угнетенное сословие при господстве феодалов, вооруженная и самоуправляющаяся ассоциация в коммуне, тут — независимая городская республика, там — третье, податное сословие монархии, затем, в период мануфактуры, — противовес дворянству в сословной или в абсолютной монархии и главная основа крупных монархий вообще, наконец, со времени установления крупной промышленности и всемирного рынка, она завоевала себе исключительное политическое господство в современном представительном государстве. Современная государственная власть — это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии ».

Неужели этой формулы комитета будет слишком мало? Легко увидеть, что в историческом понимании она определяет государство капитализма как государственный капитализм, в совершенном синтезе.

Если в коммунах буржуазия добилась вооружения и автономии, это означает, что у нее были все прерогативы правящего класса. Купцы, мастера, ремесленники, банкиры городских агломераций в пределах определенных границ были полностью освобождены от дани помещикам. И очень быстро граница перестала быть возведенной оградой стен, и территории вольных городов соприкасались друг с другом, в том числе в сельской местности. Гражданские республики были независимыми в том смысле, что они не подчинялись никакой судебной власти извне, власти дворян, императоров или епископов. Хотя существовали различия и классовая борьба между толстыми и маленькими людьми, зародышем современного пролетариата (подмастерье в мастерской не работает за еду, а за свое обучение ремеслу, а иногда и платит за это), на этом первом этапе царила полная демократия, поскольку, как и в античных городах (где, однако, масса рабов были лишены гражданских прав) парламент состоит из совещательного собрания всего населения.

Этот первый тип буржуазного государства выполняет очень разнообразные экономические функции, поскольку он строго регулирует всю дисциплину торгов и обменов. Эти формы представляют собой решительный государственный капитализм: они доходят до открытой монополии внешней торговли со стороны гражданской власти.

Приведенный аспект выразителен до такой степени, что мы приходим к коллективному типу хозяйства, если мы говорим о морских республиках; и не столько к тем, которые были настоящими унитарными государствами с большой территорией, такими как Пиза, Генуя и Венеция, сколько к самым старым с очень ограниченной территорией: Салерно, Амальфи…

Эти умелые мореплаватели XI века прокладывали средиземноморские торговые пути, которые в последующие века стали впечатляющими благодаря центральным северным республикам. Во время крестовых походов западные армии под стенами Антиохии, Лаодикии, Иерусалима или святого Иоанна Акко, несмотря на военные успехи, проиграли бы из-за неорганизованности и нехватки материально-технического обеспечения без флотов Венеции и Генуи, которые доставляли не только грузы не только… оружия, но и провизии, средств труда для артиллерии того времени, а также опытных строителей и мастеров боевых машин. Могущественные республики добились договоров о коммерческой монополии в определенных областях Востока.

Даже вначале и даже когда мы рассматриваем не большой флот, а один парусный корабль, тем не менее способный пересекать открытое море, мы видим пример капиталистического производства. Если средство наземного транспорта в строгом смысле, вплоть до современных изобретений, не обязательно строится и эксплуатируется парцелльным работником, будь то оседланное животное или транспортное средство, запряженное животными, то корабль, если он не каботажный, с первого момента является машиной. Это верно также технически, поскольку использование неодушевленной и природной силы ветра подразумевает использование механической энергии, подобно теплу или электричеству, которые будут применены позднее. В социальном отношении свободные республики не использовали, в отличие от античных цивилизаций и более поздней феодальной реакции, средств грубой работы веслами, отданной командам рабов или каторжников и заключенных. Для постройки корабля нужна верфь с большим количеством рабочих разной квалификации, с полным разделением труда между плотниками, кузнецами, конопатчиками, парусниками, канатниками и т.д. А также, чтобы вести корабль в море, нужен большой экипаж со специалистами, сослуживцами, рулевыми и так далее. Такая организация была недоступна для частных лиц: ни один буржуа не был настолько богат, средневековые законы боролись за то, чтобы запретить купцу и банкиру нанимать рабочих, помещик не имел права на ревниво независимый морской город и не имел бы никаких прав на технику, подходящую для постройки кораблей и управления ими.

Легко сделать вывод, что первым судовладельцем, первым инвестором капитала в судоходство был Город, Республика: следовательно, государство — первый капиталист.

Когда Маркс объясняет, что в античном мире не могло быть капитализма, он напоминает, что это было не потому, что не было концентрации денежной массы, а потому, что не хватало массы свободных рабочих. Рабы не были свободными, а все граждане чем-то владели. Маркс предполагает, что неверно (вслед за Моммзеном) утверждать, что в античные времена капитал был полностью развит, поскольку массы капитала формируются только в результате обмена заработной платы на рабочую силу; но не надо исключать возможность того, что определенные капиталы могут быть сконцентрированы в заданных количествах. За исключением того, что если частное лицо скопило их, оно не могло использовать их для организации производства, потому что не хватало рабочих. Следовательно, только государство, с возможностью строительства и военного призыва, могло в античной и рабовладельческой среде, или средневековой и крепостной, предоставить первые примеры капиталистической организации производства и, таким образом, дать начало первым и далеко идущим стартам капиталистического накопления.

Первыми, кто вооружил корабли, были финикийцы, мореплаватели и торговцы. Рим на пути своей имперской власти был готов уступить, когда его силы, основанные на аграрном производстве, натолкнулись на «капиталистический» и финикийский Карфаген, владыку морей. Ему пришлось посвятить себя строительству флотов, и именно государство дало консулу Дуилию средства для организации арсеналов: людей, материалы, жизненные средства. Арсенал — это первый тип промышленности, поэтому первая промышленность была государственной. Государство-мореплаватель на два тысячелетия опережает государство-инвестора, что могли бы обнаружить экономисты последнего издания капитализма.

Однако у Дуилия были рабы, и он использовал их для ростральных триер. Предшествуя современным техникам и скептикам, он отплывал, и хотя ему сообщили, что священные куры не хотели клевать зерно, он отвечал: «тогда пусть напьются», приказал выбросить их в море и поднял якоря. На судах озера Неми, хотя те были прогулочными, а не торговыми, были обнаружены якоря с подвижным штоком, который запатентовали британцы нескольких десятилетий назад. Вы находим еще и роликовые подшипники, которые используются с недавнего времени…  Еще мы находим… государственный капитализм.

Вернемся к нашим почти утопическим республикам. Несомненно, доход от этого первого капиталистического вложения был положительным, и культурные и свободные города были обогащены драгоценными памятниками, которые до сих пор поражают размерами средств строительства и декораций, а также универсальностью стилей, преодолевая печальную строгость средневековых произведений духовенства и монархов в сельской глубинке.

Таким образом, буржуазия не только имела в своих руках политическую власть со своими ополчением и флотом, но и сочетала её с богатством торгового и частного банковского капитала, которое являлось первым накоплением государства для промышленных целей.

Так почему же у нас не было капиталистической Италии, и вся эта сеть буржуазной экономики и политики распалась? Она пала ни в открытом бою, ни из-за успеха феодальных союзов, пап, королей или императоров: в военных действиях объединившиеся коммуны побеждали империю в период её наибольшего могущества: не без оснований современная итальянская буржуазия, проснувшись спустя шесть столетий, споет «Canzone di Legnano»: « копьем и мечом, кричит парламент, копьем и мечом встретим Барбароссу! » И, вслед за Карлом VIII из Франции, безоружный буржуа Пьер Каппони принял вызов и забил в колокола Флоренции[3].

Буржуазно-коммунальная революция в Италии не сопровождалась политической контрреволюцией и не знала феодальных восстаний: тем не менее, это не мешает крупным итальянским марксистским партиям до конца бороться… за искоренение феодализма. По сравнению с ними Марамальдо был самым чистым из героев[4].

Объяснение кроется как раз в «экономическом дезертирстве производительных сил», которые перенесли максимум своей вирулентности на другой центр давления. Оно заключено в великих географических открытиях, благодаря которым значение Средиземноморского бассейна перешло на вторую и третью строчки в мировой торговле и экономике. Автономная вооруженная и независимая буржуазия итальянских коммун без борьбы и без политического террора уступила трусливым и малоспособным синьорам, она исчезла из истории Европы после того, как побывала между великими эпохами общественной свободы и эпохой Возрождения наук и искусств, и даже не знала, как передать власть буржуазии, бывшей неотъемлемой частью великой национальной династии.

Этот период можно было сравнить с фазами олигархического и полицейского режимов в Генуе и Венеции, вплоть до иностранного правления. Сегодня и правда болтают о нынешней фазе мойки посуды, как о втором итальянском Рисорджименто, но для истинной истории второй Рисорджименто уже был в девятнадцатом веке, и то была копия подлинной античной славы.

Такая оценка у Маркса во всех работах. Следует ли повторить примечание в конце абзаца о «Тайне первоначального накопления»? Вот оно:

« В Италии, где капиталистическое производство развилось раньше всего, раньше всего разложились и крепостные отношения. Крепостной освобождается здесь прежде, чем он успел обеспечить за собой какое-либо право давности на землю. Поэтому освобождение немедленно превращает его в поставленного вне закона пролетария [свободного от ограничений закона],  который к тому же тотчас находит новых господ в городах, сохранившихся по большей части ещё от римской эпохи. После того как революция мирового рынка с конца XV столетия [sic!] уничтожила торговое преобладание Северной Италии, началось движение в обратном направлении. Рабочие массами вытеснялись из городов в деревню и там положили начало неслыханному расцвету мелкой земледельческой культуры, организованной по типу садоводства ».

Таким образом исчезли капиталисты, а вместе с ними и уже появившиеся городские наемные рабочие; социальная ситуация регрессировала к парцеллярному производству в сельской местности и к эмиграции финансового капитала из центров (см. отрывок о пришедшей в упадок венецианской ссуде Голландии: реальные государственные операции по экспорту капитала)[5]. Социальная контрреволюция без политической контрреволюции.

 

 

Сегодня

 

Суггестивной темой теперь будет обсуждение контрреволюции, в исполнении буржуазии против пролетариата.

Она не только не является упущенной из виду стадией рождения социализма из капиталистической утробы: она представляет собой серию стадий, предвиденных, необходимых и поучительных, насколько это возможно.

Было уже много периодов контрреволюции, которые пережил современный пролетариат в своей исторической классовой жизни. Только после подтверждения их изучения предыдущими поколениями марксистов мы можем судить о нынешнем контрреволюционном периоде. Действительно, только с помощью этих результатов мы можем, прежде всего, подтвердить и доказать, что этот период, которым может похвастаться Красная Россия, с ведущими пророссийскими рабочими партиями и столь большим количеством ложной демагогической риторики, действительно является восхитительным контрреволюционным периодом.

Если угодно, с 1796 года, с казнью Бабёфа после суда над «Равными», началась первая фаза буржуазной контрреволюции.

Несомненно, еще одна фаза случилась после экономических и политических потрясений 1830 года.

Революционный подъем отмечен образованием Союза коммунистов: Энгельс указывает дату 1836-1852 годов.

Затем наступает период, последовавший за революциями 1848-49 годов и борьбой, в которой пролетариат пытается одолеть буржуазию и оказывается безжалостно повержен, пока не появятся нисходящие бонапартистские формы, тщательно изученные Марксом (Франция) и Энгельсом (Пруссия), в которых буржуазные производительные силы, тем не менее, продолжают расти с огромным успехом.

В 1864 году, вместе с Первым Интернационалом, мировой рабочий класс снова двинулся в путь, вплоть до высшей борьбы 1871 года и поражения коммунаров в гражданской войне.

Далее последовал следующий период контрреволюции, чрезвычайных законов в Германии, где индустриализм цвёл вовсю при полицейском режиме. Можно сказать с 1871 по 1889 год.

С 1889 по 1914 год: Второй Интернационал. Между тем на первый план выходит революционная борьба в России, и поэтому Ленин выделяет дату 1905 года как начало периода борьбы.

1914. Практически все рабочее движение погрузилось в национализм. Новый мрачный и контрреволюционный период.

1919.Третий Интернационал, основанный на русской революции 1917 года: революция движется к странам, понесшим поражение в имперской войне. Но в 1919 году она проиграла в Германии и других странах Европы. Настоящий Третий Интернационал завершил свое существование в 1928 году.

Война 1939-1945 гг. Новый темный период, когда пролетариат запряжен в империалистическую колесницу. Страны-победители оккупируют каждую завоеванную территорию железным помостом. Вот новый исторический элемент, который мешает войне перейти в активный период. В Японии — американцы, в Германии — американцы и русские, в Италии с тех пор — американская власть, против которой сейчас бушуют те, кто, представляя Россию, передают директивы, музыку в головы. Политическое, военное и полицейское контрреволюционное обездвиживание по обе стороны занавеса.

В рамках этих силовых событий необходимо изучить развитие производительных сил и их организацию. При этом объяснении нет необходимости прибегать к третьему типу «производственных отношений», находящимися между буржуазными и социалистическими. Повсюду увеличиваются производительные силы капитализма, и везде капиталистические формы продолжают удерживать их в тюрьме, завоевывая господство в конфликтах. В России, где пролетарская власть на короткое время сопротивлялась, буржуазные формы в тот же период обрели решительный импульс против феодальных форм, и когда следовательно в большей части Азии подтвердили свою социальную победу, немногочисленные пролетарские формы распались и исчезли.

Эта контрреволюция XX века так комплексна и сложна, что ей не нужен другой ответ, кроме ответа данного в середине XIX века: по словам Маркса в «Классовой борьбе во Франции»:

« Но в этих поражениях погибала не революция. Погибали пережитки дореволюционных традиций, результаты общественных отношений, не заострившихся ещё до степени резких классовых противоположностей, погибали лица, иллюзии, представления, проекты, от которых революционная партия не была свободна до февральской революции, от которых её могла освободить не февральская победа, а только целый ряд поражений. Одним словом, революция шла вперёд и прокладывала себе дорогу не своими непосредственными трагикомическими завоеваниями, а, напротив, тем, что она порождала сплочённую и крепкую контрреволюцию, порождала врага, в борьбе с которым партия переворота только и вырастала в подлинно революционную партию ».

И дважды Троцкому пришлось писать в течение двух последовательных исторических периодов: революция умерла, да здравствует революция!

 

[1] Намёк на ультралевую группу «Социализм или Варварство», что объясняла устройство Советского союза как уже посткапиталистическое, но с господствующим классом в виде бюрократии. В последующих  работах «Нитей времени» об этом еще немало написано.

[2] Идеологи реформации.

[3] Строка из Песни о Леньяно, в которой говорится о битве при Леньяно (29 мая 1176 г.), в которой Ломбардская лига одержала победу над императором Фредериком Барбароссой из Гогенштауфена. «Нити времени» часто ссылаются на Леньяно, который символизирует буржуазную революцию, победившую в военном отношении, но которая (как и русская революция 1917 года с её пролетарской составляющей) была обратно поглощена социально и экономически (например, в отчете о встрече в Неаполе 1951 года, «Уроки контрреволюции»).

[4] Фабрицио Марамальдо был представителем антибуржуазных феодальных сил, это калабрийский воин XVI века на службе у Империи. В битве при Гавинане Фабрицио Марамальдо и Филибер де Шалон вели Священную Римскую Империю к полному завоеванию Флорентийской республики, защищаемой войском Ферруччи. Раненый Ферруччи попал в плен, где и был убит лично Марамальдо. По легенде, перед смертью он крикнул своему убийце: «Vile, tu uccidi un uomo morto!» («Трус, ты убиваешь мертвого человека!»).

[5] «Вместе с государственными долгами возникла система международного кредита, которая зачастую представляет собой один из скрытых источников первоначального накопления у того или другого народа. Так, гнусности венецианской системы грабежа составили подобное скрытое основание капиталистического богатства Голландии, которой пришедшая в упадок Венеция ссужала крупные денежные суммы».