PARTITO COMUNISTA INTERNAZIONALISTA
НИТИ ВРЕМЕНИ
Вперёд, варвары! (LXXXII)
«Battaglia comunista», n.22 1951
Вступление
Есть две крупных исторических концепции — первая настолько же популярная, насколько и древняя, широко распространенная и все еще живучая: она видит «определяющий момент» истории в славном господстве, в сладострастии власти, в инициативе, желании и возникновении героев, лидеров, групп, которые бросаются в борьбу, чтобы суметь припасть алчными губами к кубку, способном утолить эту неисчерпанную жажду командования; и через эти столкновения и войны будут определены пути человечества.
Вторая точка зрения принадлежит нам, марксистам. Мы пользуемся очень четкой формулировкой Энгельса: « Согласно материалистическому пониманию, определяющим моментом в истории является в конечном счете производство и воспроизводство непосредственной жизни ».
В 1884-м Энгельс погружает нас в блестящий трактат, названный «Происхождение семьи, частной собственности и государства». С первого до последнего слова этой работы, как с первого до последнего слова революционной доктрины пролетариата, сформулированной Марксом, непрерывной линией проходит тезис: семья, собственность, власть не сопровождают человечество с его рождения и не являются жизнеобеспечивающими институтами для человеческого вида. Люди давно уже были обществом, когда появились эти три института. На основе научных фактов мы доказываем, что однажды эти институты падут. В нашей программе мы говорим не об изменении, реформе или преобразовании, но о разрушении этих трех основ цивилизации: семьи, собственности и государства.
Семьей и сексуальными проблемами мы займемся в свое время в партии. Также на нас сваливается необходимость объяснения индивидуалистического стремления к удовольствию своего Эго, со всеми его ненормальными структурами и порочностью, на что мы отвечаем — виной этому не волюнтаризм, но социальный детерминизм.
Сейчас мы должны вновь объяснить встретившиеся нам слова – «производство и воспроизводство непосредственной жизни»:
« Но само оно, опять-таки, бывает двоякого рода. С одной стороны — производство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой — производство самого человека, продолжение рода ».
Как Пий XII, мы замечаем (в отличие от сторонников буржуазного экзистенциализма, этих охотников за новыми ощущениями на свой эпидермис), что любовь нужна для производства людей. Но так как мы не руководствуемся мистическими или этическими идеями, то видим, что тем же образом, каким ребенок, играючи, развивает свои ноги, чтобы в один прекрасный день догнать хищника в лесу (или автобус в бетонных джунглях города), каким двигатель «обкатывается» миллионами оборотов, прежде чем он выпустит на дороге полезную энергию, так и сексуальность имеет гораздо более широкое поле деятельности, чем решающий момент встречи двух половых клеток мужчины и женщины.
Институты, связанные с преемственностью поколений, предшествовали производству промышленных товаров, но всегда «общественные порядки, при которых живут люди определенной исторической эпохи и определенной страны, обусловливаются обоими видами производства: ступенью развития, с одной стороны — труда, с другой – семьи ».
На стадии дикости и варварства человеческий вид живет, не прилагая особых усилий, пользуясь, в основном, дарами природы. На этом этапе системы родства и семьи преобладают как определяющие элементы, на поздней стадии, в «цивилизации», при возрастании численности населения и доли человеческого труда в производстве продуктов питания, производственные системы начинают иметь первостепенное значение. Семейные и определенные социальные формы являются временными и исчезают после долгого сопротивления связанного с силой инертности. Морган[1] (на исследования которого опирается Энгельс, основываясь на заметках Маркса о работе Моргана «Древнее общество» 1877-го года) нашел в «системах родства» всех народов следы исчезнувших семейных форм, и хотя он не исходит из материалистических позиций, но все равно отмечает, что в то время как меняется реальность половой жизни и воспроизводства (семьи), еще выживают древние системы родства с их общественными и юридическими последствиями. Эти системы, по его словам, являются «пассивными».
« И точно так же, — добавляет Маркс, — обстоит дело с политическими, юридическими, религиозными, философскими системами вообще ».
И так же, поскольку мы знаем о быстротечности и пассивности этих систем, то можем выйти за рамки буржуазной и реакционной философии Вольтера[2] и его «Кандида». Как родилась она и умерла продажной, так и буржуазия может только родиться и умереть скептичной. Следующий диалог для ней, безусловно, прощальный:
— Как вы думаете, — спросил Кандид, — люди всегда уничтожали друг друга, как в наше время? Всегда ли они были лжецами, плутами, неблагодарными, изменниками, разбойниками, ветрениками, малодушными, трусами, завистниками, обжорами, пьяницами, скупцами, честолюбцами, клеветниками, злодеями, развратниками, фанатиками, лицемерами и глупцами?
— А как вы считаете, — спросил Мартен, — когда ястребам удавалось поймать голубей, они всегда расклевывали их?
— Да, без сомнения,- сказал Кандид.
— Так вот, — сказал Мартен, — если свойства ястребов не изменились, можете ли вы рассчитывать, что они изменились у людей?
Кандид обезоружен, пытаясь оправдаться, что «разница все же очень большая, потому что свободная воля…». Мы не верим в свободную волю, как Кандид, а вместе с Энгельсом знаем, кто двигал варварский век к неизвестным «самым грязным инстинктам и страстям людей» — это «цивилизация», из которых самую высшую объявили вы, месье Аруэ де Вольтер.
И поэтому мы из двух концепций истории, выбираем вторую, ту, что отправляет на свалку дух добра и зла, а также животную «природу» человеческого существования. В 1914 году было бы глупо искать военного агрессора среди коронованных деспотов Петрограда, Берлина или Вены, также глупо в 1939 цинично и единодушно называть военным преступником кого-то из государственных лидеров в Берлине, Риме и Токио.
Следуя той же последовательной линии, по-прежнему лишь незначительное меньшинство в состоянии определить ту же пустоту во взаимных обвинениях, которыми обмениваются Ачесон и Вышинский[3] в Общих встречах ООН, заметно преклоняясь перед весьма традиционалистским пониманием истории.
Они оба считают причиной возникновения новой и ужасной войны (между вчерашними братьями, еще недавно наказывающими агрессоров и осуждающими преступников) стремление правящих верхушек обоих сторон к большей власти, большей территории, большему контролю над человеческими массами. Каждый из них считает, что всемирно-исторический катаклизм может возникнуть из-за садистской жажды власти ограниченной клики вождей и никак иначе. Все могут твердить о возможном и желательном мире, только если противоположные лагеря будут «детоксицированы».
Теперь нескольким нашим революционным группам (не имеющих ничего общего с бандами и группировками, нанятыми тем или иным «наместником») ясно, что любой марксизм рушится, когда причиной войн и притеснений объявляется умышленная злая воля одиночек, что равнозначно перевороту понимания истории с ног на голову. Ведь предельно ясно, что «определяющий момент» должен находиться в экономической сфере и в борьбе общественных классов. Это очевидно, но некоторые антитруманистские и антисталинистские группы не замечают, что совершают ту же самую ошибку, как будто «объяснить сегодняшнюю Россию» можно существованием третьего класса в государственной иерархии, который всеми силами цепляется за власть и наслаждается, развалившись на нашем пути от дикости вплоть до коммунистического общества (из книги Энгельса) такой гигантской и неожиданной преградой?
«Разве Вы верите, что всю историю можно описать в маленькой книжке!?» Минуточку. Любой из скромных распространителей старых пропагандистских тем, как и мы, не подкупленный повседневной жизнью рабочего, даже не располагающий (вероятно, из ненависти к Вольтеру) энциклопедией, может оспорить все эти вопросы аргументированной критикой, предоставив обширный научный материал, собранный со всех сторон света. Один только Морган, на которого опирается Энгельс, боролся 40 лет, чтобы изучить вопрос и получить небольшую поддержку американского федерального правительства; не обладая ореолом святости (есть ли сегодня столь наивные ученые?), и наконец, был предан забытию. Поэтому мы всегда готовы проверить наше дилетантское незнание.
Мы ставим только единственное условие. Всюду Вы объявляете, что говорите от имени Маркса, не признавая его «устаревшим», хотя нас разделяют примерно 80 лет от его произведений. Берия[4], заменивший Сталина во время годовщины Октября, завершал празднование провозглашением великого учения Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. В американской пропаганде Ачесон распространил статью с письмом сэра Давида Келли, бывшего когда-то послом от лейбористов в Москве, названную как «Карл Маркс пострадал от сталинской тирании».
Мы в любое время остановимся и прислушаемся к оппоненту; но только если ему хватит мужества приписать к этому заголовку статьи простую фразу: «То был Маркс только в глазах болванов!».
И только тогда оппонент имеет право объяснять нам, на основе каких положений науки сегодня доказывается, что понимание истории, учениками которого мы являемся, больше не соответствует реальности.
Все другие тоже очень хотят прослыть марксистами, хотя в наших глазах они выглядят ослами и овцами.
Вчера
Если мы проследим за несколькими местами в тексте, где Энгельс ссылается на Моргана, то можно найти доказательство того, что все расширение теории «идет насмарку», если мы доверимся сказке о власти мужественных, энергичных и смелых индивидах или сказке о «клике» бюрократов, уверенно сидящих в своих кожаных креслах, на удобных подушках, словно на кратерах больших исторических вулканов, одновременно гася огонь силой своих кишечных газов.
Как было сказано ранее, мы пропускаем сексуальный вопрос и описания примитивных семейных форм. Нас интересует только единственное принципиальное место в работе, так как в нем находится ответ на поднимаемые в будущем обществе вопросы, с тех пор как мы разгромили утопистов. Моногамия не «естественна», так как она существовала не всегда; оказывается, что различные народы на разных стадиях проходят не только через полигамию и даже полиандрию (многомужие), но и групповой брак. Первобытное племя делилось на несколько родов (gents). Члены одного и того же рода (gens) не могли заключать брак друг с другом: Мужчины одного рода или родовой группы — это «поли-мужья» вместе с «поли-женами» из другого рода. Мы придумали оба слова, чтобы термин группового брака стал понятным для всех, групповой брак предшествовал моногамии, но это нечто совсем отличное от «инстинктивной половой распущенности» или сказки о «свободной любви», смеяться над групповым браком так же глупо, как и возмущаться им. Во всяком случае, современная семья — относительно недавняя и временная форма. И следовательно она уступит место новой форме. Мелкий буржуа спешит спросить — Какой? Здесь Энгельс делает заключение:
« Таким образом, то, что мы можем теперь предположить о формах отношений между полами после предстоящего уничтожения капиталистического производства, носит по преимуществу негативный характер (мы сто раз писали об этом), ограничивается в большинстве случаев тем, что будет устранено. Но что придет на смену? Это определится, когда вырастет новое поколение ».
Поэтому лучше оставим достойных друг друга Вышинского и Ачесона, пусть они взаимно упрекают друг друга в покушении на святость семьи, как и на священный характер человеческой личности и в целом на нынешнюю «цивилизацию». Эти не разрушители, а защитники настоящих институтов личности, семьи и цивилизации, которая, в конце концов, зайдет в тупик.
Давайте возвратимся к переходу от варварства к цивилизации. Ключевые изменения заключается в последовательных формах разделения труда. До конца первой ступени варварства существует только естественное разделение труда между полами. Оно вытекает из родового общества, ограниченной общности людей. Энгельс писал оду этой варварской системе. Эта простая организация решает вопросы без внутреннего конфликта. Снаружи, да, это война, она исправляет всё, ведь мы не в Аркадии[5]… и не в мире, где Организация Объединенных Наций работает подобно Ненни[6] «в соответствии с принципами своего устава» (цитата Ачесона!). Почистив уши от упоминания Ненни, мы переходим к цитате Энгельса:
« Конфликты с внешним миром устраняет война; она может кончиться уничтожением племени, но никак не порабощением его. Величие родового строя, но вместе с тем и его ограниченность проявляются в том, что здесь нет места для господства и порабощения ».
Разделение труда, связанное с техническим прогрессом, теперь преобладает над естественным разделением труда между полами. Первое большое общественное разделение труда — отделение домашнего животноводства от простой охоты и рыбалки, так как в животноводстве производится больше, чем необходимо для потребления, осваиваются новые продукты (молоко, шкуры, шерсть, ткани…).
Рождена частная собственность: Я, как ничтожное человеческое животное, в то время мог только философствовать – «собственность создана Богом!» Но сегодня я могу только философствовать — «собственность нужно отправить к черту!»
Осознание того, что можно производить больше, толкает к получению новой рабочей силы и победившее племя больше не истребляет побежденных. Оно начинает цивилизоваться — пленные порабощаются. Рождается первое деление на классы, это рабы и хозяева.
Вторым важным общественным разделением труда стало выделение ремесел из сельского хозяйства. Производство рабов дополняется производством крепостных. Новое разделение общества на богатые и бедные классы. «Мы подошли теперь к порогу цивилизации», а также к порогу рождения бюрократии. Рассказывай же нам об этом, Фридрих, и прости нам пропуски в цитатах.
« Возрастающая плотность населения вынуждает к более тесному сплочению как внутри, так и по отношению к внешнему миру. Союз родственных племен становится повсюду необходимостью, а вскоре делается необходимым даже и слияние их и тем самым слияние отдельных племенных территорий в одну общую территорию всего народа. Военный вождь народа — rex, basileus, thiudans[7] — становится необходимым, постоянным должностным лицом. Появляется народное собрание там, где его еще не существовало (…) Война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за нападения, или для того, чтобы расширить территорию (включая истребление побежденных), ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом. Недаром высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов: в их рвах зияет могила родового строя, а их башни достигают уже цивилизации (…) Грабительские войны усиливают власть верховного военачальника, равно как и подчиненных ему военачальников (такие лица как Эйзенхауэр и Рокоссовский были богами разума, а вместе с ними и Франко и Перон, де Голль и Тито…); установленное обычаем избрание их преемников из одних и тех же семейств мало-помалу, в особенности со времени утверждения отцовского права, переходит в наследственную власть, которую сначала терпят, затем требуют и, наконец, узурпируют; закладываются основы наследственной королевской власти и наследственной знати ».
Цивилизация процветает, и третье общественное разделение труда возникает вместе с купечеством, которое участвует не в производстве, а в обмене продуктов. Мы находимся в денежной фазе, которая способствует образованию величайшей империи, и подчеркивает разделение на классы, именно здесь формируется государство (это доказывает, что оно также не извечно, как семья и собственность). Энгельс описывает рождение государства в Афинах, Риме, у германцев. Вот важные отрывки, указанные Лениным в его «Государстве и революции».
Первый пункт — гвоздь, который мы забили столько раз: единство территории. Второй пункт — учреждение публичной государственной власти.
« Она может быть весьма незначительной, почти незаметной в обществах с еще неразвитыми классовыми противоположностями и в отдаленных областях, как это наблюдается иногда кое-где в Соединенных Штатах Америки. Публичная власть усиливается по мере того, как обостряются классовые противоречия внутри государства, и по мере того, как соприкасающиеся между собой государства становятся больше и населеннее. Взгляните хотя бы на теперешнюю Европу, в которой классовая борьба и конкуренция завоеваний взвинтили публичную власть до такой высоты, что она грозит поглотить все общество и даже государство».
Сегодня, в 1950 году, становится ясно, что с современным флотом, авиацией, радио, все большие государства «граничат» друг с другом. Но только слепой не в силах разглядеть, что полиция и бюрократия согласно нашей традиционной марксистской концепции идут к собственной неумолимой инфляции.
Энгельс говорит о налоге:
«Обладая публичной властью (политический фактор) и правом взыскания налогов (экономический фактор), чиновники становятся (петух еще не пропел зарю XX века), как органы общества, над обществом. (…) Они должны добывать уважение к себе путем исключительных законов, в силу которых они приобретают особую святость и неприкосновенность».
Смешно, мы смеемся над Вышинским (но не так наигранно). Шольё[8] и его помощники обнаружили в середине XX века реальное всевластие сталинской бюрократии!
История появления государства на этом месте заканчивается с непоколебимой уверенностью в его смерти. Энгельс подводит итоги о цивилизации:
« Итак, согласно сказанному, цивилизация является той ступенью общественного развития, на которой разделение труда, вытекающий из него обмен между отдельными лицами и объединяющее оба эти процесса товарное производство достигают полного расцвета и производят переворот во всем прежнем обществе ».
И несколько дальше:
« Связующей силой цивилизованного общества служит государство, которое во все типичные периоды является государством исключительно господствующего класса и во всех случаях остается по существу машиной для подавления угнетенного, эксплуатируемого класса ».
Эта цивилизация, расцвет которой мы показали, должна узнать о своем апокалипсисе от нас. Социализм и коммунизм следуют за цивилизацией и отличаются от нее, как и цивилизация отличается от варварства, следуя за ним. Коммунизм — это не новая форма цивилизации.
« Так как основой цивилизации служит эксплуатация одного класса другим, то все ее развитие совершается в постоянном противоречии ».
Выходит, Трумэн, Сталин и Черчилль могут стоять под уютной крышей, защищающей их от варварского дождя, и если Шолье и другие реликты хотят найти себе место под такой крышей, то мы вместе с Марксом, Энгельсом и Лениным по-прежнему предпочитаем оставаться на улице.
То, что коммунизм все еще не утвердился из падения цивилизации, может запутать, но совершенно смешно пытаться нарушить спокойствие капитала угрозой возвращения варварства.
Вернемся к варварам и посвятим им еще одну страницу похвалы. Это рождение великого германского государства франков, империи Карла Великого на руинах Римской империи. Это были молодые варварские силы, которые разом уничтожили гнилую бюрократию.
« Римское государство превратилось в гигантскую сложную машину исключительно для высасывания соков из подданных. Налоги, государственные повинности и разного рода поборы ввергали массу населения во все более глубокую нищету, этот гнет усиливали и делали невыносимым вымогательства наместников, сборщиков налогов, солдат. Вот к чему пришло римское государство с его мировым господством, свое право на существование оно основывало на поддержании порядка внутри и на защите от варваров извне, но его порядок был хуже злейшего беспорядка, а варваров, от которых оно бралось защищать граждан, последних ожидали как спасителей ».
Казалось, история и, следовательно, цивилизация и культура задержалась на протяжении четырех столетий с победой нашествия, которое оторвало Европу от Рима и сформировало по-новому германский родовой строй. Но он не повторял историю. Молодая варварская кровь ассимилировала все то жизнеспособное, что находилось в пределах классической традиции. Разработанные методы, знания, реальный прогресс не погибли, а победили победителя, стали отправной точкой для нового развития.
Так часто мы приводим примеры победоносных варварских нашествий, а также победоносной антиякобинской и антинаполеоновской коалиции против оборонческих искажений. Вот нужный нам отрывок:
« Общественные классы IX века сформировались не в обстановке разложения гибнущей цивилизации, а при родовых муках новой цивилизации. Новое поколение — как господа, так и слуги — в сравнении со своими римскими предшественниками было поколением мужей ».
« Что же это было за таинственное волшебное средство, при помощи которого германцы вдохнули умиравшей Европе новую жизненную силу? Была ли это особая, прирожденная германской расе чудодейственная сила, как это измышляет наша шовинистическая историография? Отнюдь нет. (…) Омолодили Европу не их специфические национальные особенности, а просто их варварство, их родовой строй ».
« Все жизнеспособное и плодотворное, что германцы привили римскому миру, принадлежало варварству. Действительно, только варвары способны были омолодить дряхлый мир гибнущей цивилизации ».
Сегодня
Ультра-банальная и недостойная марксизма ошибка состоит в том, чтобы пытаться объяснить скрытие классового антагонизма и отсутствие антикапиталистической революции волей и злыми намерениями полицейских банд.
Было бы большой ошибкой говорить о новой непредвиденной классовой цивилизации, о стадии, следующей за капиталистической цивилизацией, за той цивилизацией, которую мы уже провозгласили последней и худшей. Это полная чушь — искать третий класс, чтобы сделать вывод, что государство является одним из господствующих классов, отличным от буржуазии, состоящим из государственного персонала, персонала, что не является новым… персонажем, который мы уже проанализировали и поняли из всей классовой борьбы и последовательности форм государства.
Следующей ошибкой, которую мы нашли и найдем еще, является выделение данного ряда: частный капитализм – государственный капитализм – социализм. Если эта троица выйдет на сцену, в своих грубых театральных набросках и совместном водевиле, мы потеряем всякий смысл содержания «Бюллетеня французских левых». Среди этой троицы нет скандалов и остракизмов, есть только союз и поддержка. Для нас в государственном капитализме их государственные лидеры Гитлер или Сталин — всего лишь отдельные персоны.
Сразу после войны и при первом появлении фашизма в Италии, в 1919 году, мы решили историческую стратегическую задачу — никаких демократических либеральных блоков против фашизма и никаких блоков с фашизмом против демократических либералов. Мы сказали сразу — это не два разных общественных класса, а один и тот же.
Мы анализировали стратегию заключения блоков, в обоих направлениях, и нам этого было достаточно, чтобы объяснить отлив нашей революции.
Наиболее абсурдная концепция — та, что желает поставить бесславный мир (потенциал которого однако в высшей степени огромен) капиталистического общества, а также прикованным к нему из-за больших исторических ошибок большинством пролетариата, перед призрачной альтернативой погружения в призрачное варварство.
« Даже если не случится новой революции, что породит новый мир, так как вы вероятно задушите ее, все равно существует кризис разложения современного общества, и что если вам не удастся перейти к социализму, а цивилизация сменится варварством? ».
Чисто интеллектуальная угроза, не способная испугать буржуа и поднять пролетария на борьбу. Ни одно общество не идет на спад из-за своих внутренних законов, своих внутренних потребностей, если эти законы и требования не приводят — это то, что мы знаем и то, чего мы ожидаем — к восстанию множества организованных и вооруженных людей. Никакая «классовая цивилизация», особенно столь испорченная и отвратительная, как эта, не узнает смерти без ранений.
Что касается варварства, которое могло бы стать приемником после смерти капитализма, в результате его спонтанного распада, в случае, если бы исчезновение цивилизации в варварстве рассматривалось нами как необходимая предпосылка для дальнейшего развития, что неизбежно должно будет заново пройти через ошибки последующих цивилизаций, то характеристики такого варварства, как образа человеческой общественной жизни, не имеют ничего ужасающего, что испугало бы своим немыслимым возвращением.
Как это произошло в Риме, столь огромный вклад в организацию людей и вещей никуда бы не исчез, с дикими ордами бессознательных носителей далекой, но большой революции, мы с удовольствием распахнули бы двери этого буржуазного мира спекулянтов, угнетателей и палачей, чтобы впустить мощную волну варваров, способных полностью изменить этот мир.
Но так как в этом мире существуют границы, стены и занавесы, то все собранные силы, хотя и борются друг против друга, все же принадлежат к традиции этой цивилизации.
Когда революционное движение рабочего класса сможет восстановить свои силы и руководство, и когда возникнет формация, не выдерживающая атрибутов цивилизации Ачесона и Маленкова[9], тогда варварские силы не побрезгуют зрелыми плодами современной индустриальной мощи, но наоборот вырвут их из лап эксплуататоров, вцепившись в них все еще острыми зубами.
Поэтому для социализма новое и плодовитое варварство было бы полезно, подобно тому, как уже было в истории, когда варвары спустились с альпийских гор и обновили Европу, но не уничтожили знания и искусства Великой Империи!
[1] Морган, Льюис Генри (1818-1881) — американский антрополог и этнолог.
[2] Вольтер (1694-1778) «Кандид или лучший из миров», 21 Глава – «Кандид и Мартен приближаются к берегам Франции и продолжают рассуждать». Это сатирический роман, опубликованный в 1759 году, направлен в частности оптимистической философией Лейбница («лучший из миров»), а с другой стороны постулирует о неизменном развращении людей.
[3] Ачесон Дин (1893-1971) и Вышинский Андрей (1883-1954) — бывшие министры иностранных дел США и Советского Союза.
[4] Берия Лаврентий (1899-1953) — с 1938 начальник разведки. После смерти Сталина в 1953 году он сформировал с Маленковым и Молотовым своего рода триумвират. В том же году он был обвинен в государственной измене и расстрелян.
[5] Аркадия — область в Пелопоннесе (Греция). В эллинистической и римской поэзии страна была символом «хороших сельских традиций и тихого мира».
[6] Ненни Пьетро (1891-1980) — пример оппортунизма, в 1914 член республиканской партии, защищавшей войну, тогда у фашистов. В 1921 член PSI (Итальянской социалистической партии). После II мировой войны заключает союз PSI с KPI («клан» Тольятти), а в 1956-57 снова подготавливает вступление PSI в левоцентристскую коалицию и разрыв с «коммунистами».
[7] rex (лат)., basileus (греч.)., thiudans (гот.): полководцы.
[8] Шольё = Касториадис, основатель группы «Социализм или Варварство».
[9] Маленков (1906-80): русский дипломат и политик, в том числе Заместитель министра иностранных дел.