PARTITO COMUNISTA INTERNAZIONALISTA

НИТИ ВРЕМЕНИ

Доктрина об одержимом дьяволом теле (LXXXI)

 

«Battaglia comunista», n.21 1951

 

Вступление

Чтобы откалибровать компасы, указывающие путь, необходимо прояснить проблему государственного капитализма.

Мы попытались собрать множество вкладов, извлеченных из багажа традиционных представлений марксистской школы, чтобы продемонстрировать не только то, что государственный капитализм — это не последний аспект буржуазного мира, но и то, что виды государственного капитализма, даже самые полные, очень стары и соответствуют самому возникновению капиталистического типа производства: они служили исходными факторами первоначального накопления и намного раньше предшествовали фиктивной и условной среде, которая относится больше к области буржуазной апологетики, чем к реальности — частных предприятий, свободной инициативы и других прекрасных вещей.

Как мы уже сказали, в лагере левых антисталинских коммунистов есть множество групп, которые не видят этого. На основе первых текстов мы отвечали им, например: « Где бы он ни возник и какова бы ни была экономическая форма рынка, капитализм — это социальная сила. И это классовая сила. И в его распоряжении политическое государство »[1]. И мы добавили формулу, которая для нас выражающую самых последних аспектов мировой экономики: «Государственный капитализм является не подчинением капитала государству, но более прочным подчинением государства капиталу ».

Эти группы, напротив, находят, что условия первого тезиса были «точными до 1900 года, эпохи империалистической экспансии, и сами по себе остаются актуальными, но являются неполными в то время, когда эволюция капитализма приписывает государству функцию перехвата конечной фазы этой эволюции из рук частной инициативы ». И они предполагают, что мы отстаем от мира экономической «культуры», если не понимаем, что последний тезис, когда он перестает соответствовать истории, перестает быть марксистским, и если мы не ищем дополнений к марксистскому анализу государственной экономики, взяв на вооружение тексты сильной персоны, экономиста Кайзера[2]. Старая и дурная привычка. Текст, который стремится установить определенные отношения между причинами и фактами, сверяется с причинами и фактами, а не с подписью в книге, не опираясь на могущественную или бессильную личность автора!

Для нас личность не имеет значения, будь то Кайзер или кто-либо еще, и если в 1950 году он собирается атаковать идола частной инициативы, то мы сразу вспомним, что мистер Карл раскрошил его еще век назад, мы знаем это, потому что мы упрямые опоздавшие, нам лень читать последние издания…

В марксизме не существует понятия частной инициативы; направьте свой взгляд на компас, а не к небу как тот, кто слышит в этом некий парадокс (парадокс — то, что здравый смысл считает абракадаброй, но на самом деле является истиной).

В тысячах пропагандистских речей мы говорили, что социалистическая программа состоит в отмене частной собственности на средства производства, мы оправдывали это цитатами Маркса в «Критике Готской программы» и отсылками Ленина к Марксу. Мы говорили — собственность, а не частная экономика. Докапиталистическая экономика тоже была частной, то есть индивидуальной. Собственность — это термин, который обозначает не чисто экономические отношения, а еще и юридические отношения, она относится уже не только к области производительных сил, но и производственных отношений. Частная собственность означает частное право, которое санкционировано буржуазными кодексами: она возвращает нас к сфере государства и власти, к факторам классовой силы и насилия. Наша старая и здоровая формула ничего не значит, если она еще не содержит представления о том, что для выхода за рамки капиталистической экономики, мы должны выйти за рамки соответствующей ей правовой и государственной конструкции.

Нескольких элементарных понятий должно быть достаточно, чтобы обезвредить ловушку, что таится в тезисе: социалистическая программа достигнута, когда индивидуальная собственность становится государственной, когда заводы национализированы.

Для понимания: группы, слова которых мы оспариваем, не утверждают, что государственный капитализм уже есть социализм, но они приходят к выводу, что это третья и новая форма между частным капитализмом и социализмом. На самом деле они говорят, что существует два разных момента: первый, когда « государство выполняет больше старую функцию полицейского, чем агента экономики », и второй, когда « применение силы увеличивается до максимума с целью особой протекции централизованной экономики, сосредоточенной в нем ». Мы говорим, что в этих двух формулах, написанных более или менее удачно, а лучше, в этих двух исторических эпохах капитализма, есть один и тот же правящий класс, одно и то же историческое государство. Экономика — это вся социальная область, в которой происходят факты производства и распределения, и все люди участвуют в ней. Государство — это точная организация, действующая в социальной сфере, и государство капиталистического периода всегда выполняло функцию полицейского и протектора интересов господствующего класса и типа производства, исторически соответствующего этому классу. Государство, которое концентрирует экономику в себе — нелепая формула. Для марксизма государство всегда присутствует в экономике, его сила и законное насилие — это экономические факторы от начала до конца. В лучшем случае мы можем выразиться так: государство в определенных конкретных случаях берет на себя управление предприятиями промышленного производства, и если он возьмет на себя их все, оно сконцентрирует на себе управление компаниями, а не экономикой. Тем более, что распределение происходит с помощью цен, выраженных в валюте (регулируются ли они сверху или нет, не имеет значения) и, следовательно, государство является компанией среди компаний, подрядчиком среди подрядчиков. Еще хуже, когда государство рассматривает каждое из национализированных предприятий в отдельности, как и рабочисты, черчиллианцы и сталинисты. Чтобы выбраться из этого, мы должны апеллировать не к административным мерам, а к революционной силе классовой войны.

Эту проблему лучше всего изучить на примере интересного бюллетеня товарищей из «Французской группы интернациональной коммунистических левых»[3], имена и личности его авторов мы не знаем. Проблема ставится с помощью разумных вопросов, которые заслуживают адекватного развития, и в отличие от видения известной группы Шольё[4], находящейся под влиянием теории «упадка» и перехода от капитализма к варварству, которое внушает им такой же ужас, как и «бюрократические» режимы. Теория, в которой никто не понимает, куда указывает компас, пока не заговорит о марксизме. Касаемо упадка капитализма у нас есть элементы внутреннего бюллетеня нашего движения, где мы имеем дело с ошибочной теорией нисходящей кривой капитализма[5]. Не опираясь на научную достаточность, мы можем назвать идиотской теорию, которая гласит: о, капитализм, спокойно верши свои дела, останови нас, высмеивай нас, низведи нас до бродячих кошек, не заслуживающих даже пинка: скоро мы и это переживем, все это означает, что капитализм приходит в упадок. Или даже уже пришел в упадок…

Что касается варварства, то оно противоположно цивилизации и, следовательно, бюрократии. Наши предки-варвары, к счастью, не имели организационного аппарата (О, святой старина Энгельс!), в основе которого лежали бы два элемента: четко определенная территория, четко определенный правящий класс. Были клан, племя, но еще не civitas. Civitas означает город, а также государство. Цивилизация, противоположная варварству, означает государственную организацию и обязательно также бюрократию. Всё больше государства, больше цивилизации, больше бюрократии, пока классовые цивилизации сменяют друг друга. Так говорит марксизм. Это не возврат к варварству, а переход к сверхцивилизации, который находит нас на всех территориях, где господствуют монстры современных государственных суперорганизаций. Но оставим «Социализм или Варварство» наедине с их экзистенциальными кризисами, которых цитируемый бюллетень опровергает справедливым названием: «Два года болтовни». Как известно, между нами запрещено болтать попусту!

Придя к сбалансированным формулам, французские товарищи ставят задачу: определение правящего класса в странах государственного капитализма. Точность или недостаточность определения: капитализм — наследник либеральных революций.

Вывод, к которому склоняется эта группа, верен: перестать представлять бюрократию как автономный класс, вероломно согретый под крылом пролетариата, и рассматривать её как обширный аппарат, связанный с данной исторической ситуацией мировой эволюции капитализма. Итак, мы на правильном пути: бюрократии, которая была у всех классовых обществ, не является классом — это не производительная сила, это одна из «форм» производства, характерных для данного цикла классового господства. В определенных фазах истории она, как кажется, появляется на сцене в качестве главного героя; мы хотели бы сказать «в фазах упадка», но напротив, это дореволюционная фаза и фаза максимальной экспансии. Зачем называть общество упадническим, готовым к повивальной бабке революции, что поможет появится на свет новому обществу? В упадок пришла не беременная, а бесплодная женщина. Шольё и его товарищи видят огромный живот капиталистического общества и принимают бездарность повивальной бабки перед опухшей маткой за воображаемое бесплодие беременной женщины. Они обвиняют кремлевский бюрократизм в том, что он дал нам мертворожденный социализм из-за злоупотребления властью, когда его вина в том, что он не схватил щипцы революции, чтобы разорвать брюхо Европы-Америки, раздутое роскошью накопленного капитала; и в том, что он посвятил ненужные усилия неоплодотворенной матке. И, может быть, только неоплодотворенной матке, отойдя от битвы за урожай к битве за посев.

Давайте перейдем к чисто марксистской экономической части, после всего лишь одного краткого пояснения. Фраза «капитализм, наследник либеральных революций», справедливо названная центральной, содержит точный исторический тезис: капитализм — это единый цикл, единый классовый курс от буржуазной революции к пролетарской революции, и мы не должны разбивать его на несколько излишних циклов под страхом отказа от революционного марксизма. Лучше сказать: капитализм появляется в результате буржуазных революций, а не либеральных. Еще лучше: «антифеодальных» революций. В самом деле, только для буржуазной апологетики либерализм выступает как общий идеал, служит целью и мотивом этих революций. Маркс отрицает это, для него их историческим финалом является уничтожение препятствий на пути к господству капиталистического класса.

Только в таком смысле краткая формулировка верна. Из неё можно ясно сделать вывод: капитал вполне может избавиться от либерализма, не меняя своей природы. И можно также ясно вывести значение дегенеративности, вырождение революции в России состоит в переходе от революции за коммунизм не к революции за развитый тип капитализма, а в чистой капиталистической революции одновременно с господством капитализма во всем мире, которое последовательно устраняет старые феодальные и азиатские формы в различных зонах. Поскольку в исторической ситуации XVII-XIX веков капиталистическая революция должна была обрести либеральные формы, то в XX веке она приняла тоталитарные и бюрократические формы.

Разница состоит не в фундаментальных качественных вариациях капитализма, а в огромном разрыве в количественном развитии с точки зрения, как интенсивности в каждой метрополии, так и распространения в планетарном масштабе.

И то, что капитализм для сохранения своего развития и экспансии всегда использует меньше либеральной чепухи и больше полицейских средств и бюрократического удушения, поскольку его историческая линия явно обозначена, не может заставить нас сомневаться в том, что эти же средства придется использовать для пролетарской революции. Она будет руководить этим насилием, властью, государством и бюрократией, то есть деспотизмом, как выразился Манифест 103-летней давности более ужасающим термином, но тогда она будет знать, как от всего этого избавиться.

Хирург не убирает окровавленный скальпель до тех пор, пока новое существо с первым вдохом не пропоет гимн жизни.

 

Вчера

 

Исчезает ли основная форма капитализма, когда исчезают частные лица, владельцы заводов, организующие производство? Вот возражение из экономической сферы, которое многих озадачивает.

«Капиталист» сто раз упомянут Марксом. С другой стороны, слово «капитал» происходит от слова caput, что означает голова и, следовательно, традиционно является капиталом любого завещаемого богатства, приписываемого любому лицу, обладающему титулом. Тем не менее, тезис, которому мы посвящали некоторое время в нашей презентации, не добавлявший ничего нового, а только объяснявший старые формулы, согласно которым марксистский анализ капитализма не требует в качестве необходимого элемента личность владельца предприятия, остается верным. Цитаты из Маркса были бы бесчисленными, мы закончим только одной.

Возьмите так называемый классический капитализм «свободного предпринимательства». Маркс всегда выделял такие прилагательные курсивом, ведь они точно характеризуют буржуазную экономическую школу, с которой он борется и которую разрушает в своих концепциях. Об этом некоторые регулярно забывают.

Конечно, предполагается, что в руках синьора X, первого появившегося капиталиста, была масса денег. Хорошо. Целые отрасли отвечают на вопрос: как такое произошло? Ответы разные: кража, грабеж, ростовщичество, черный рынок и, как мы часто видели, королевский приказ или государственный закон.

Пусть X, вместо того чтобы держать мешочек с золотыми монетами и каждую ночь теребить его пальцами, ведет себя как горожанин, вдохновленный либеральными и гуманитарными гражданскими идеями: он благородно сталкивается с риском обращения своего капитала.

Итак, первый элемент: скопленные деньги.

Второй элемент: покупка сырья, классический сырой хлопок в кипах, который встречается во многих статьях и параграфах.

Третий элемент: покупка здания, в котором размещена фабрика и ткацкие станки.

Четвертый элемент: организационно-техническое и административное руководство: классический капиталист обеспечивает все это самостоятельно; он учился, впитывал, путешествовал; он представил новые системы, которые, обрабатывая сырье и производя пряжу в массовом порядке, сделают их менее дорогими. За недорогую цену он оденет вчерашних нищих и даже черных из Центральной Африки, привыкших ходить голыми.

Пятый элемент: рабочие, которые работают на ткацких станках. От них не потребуется приносить ни фунта сырого хлопка, ни одной запасной катушки; все это было необходимо только в полуварварские времена индивидуального производства. Но в то же время необходимо быть на стороже, чтобы они не забрали кусок ткани для починки своих штанов. Им платят товаром, равным их рабочему времени.

Эти элементы вводятся в комбинации, и в результате получается мотив и цель всего процесса: масса ниток или ткани. Существенно то, что это может принести на рынок только капиталист, а денежный продукт целиком и полностью принадлежит ему.

Это все еще старая история. Вы знаете о наличии маленькой суммы. Слагаемые: стоимость сырого хлопка, компенсация износа здания и инструментов, так и заработная плата рабочих. На выходе: цена проданного товара. Эта часть превышает сумму трех других, и разница составляет доход, прибыль компании.

Неважно, делает ли капиталист, что ему вздумается, с этими возвращенными деньгами. Он также мог сделать что-то и с начальными деньгами, ничего не произведя. Важным фактом является то, что, выкупив все и восстановив все расходы, эквивалентные первой инвестиции, он имеет в своих руках массу стоимости, превышающую первоначальную. Он может употребить её лично, это бесспорно. Но в социальном плане он не может решиться на это, и нечто заставляет его вкладывать большую часть этих денег, чтобы снова вложить их как капитал.

Маркс говорит, что жизнь капитала состоит только в его движении как постоянно увеличивающейся стоимости. Для этого не нужна воля личности капиталиста, и она не может этому помешать. Экономический детерминизм обязывает не только рабочего продавать свое рабочее время, но и капитал — инвестировать и накапливать. Наша критика либерализма не означает, что есть класс рабов и свободный класс в виде эксплуататора и спекулянта, но мы говорим, что последние два связаны с законами исторического типа капиталистического производства.

Таким образом, данный процесс не ограничен предприятием, он социальный, и его можно понять только в этом смысле. Уже у Маркса мы встречаем предположения о том, что различные элементы отделяются от личности капиталистического предпринимателя и заменяются участием в определенной доле прибыли, полученной на производственном предприятии.

Первое: деньги могут принадлежать кредитору, банку и получать периодические проценты.

Второе: сырье, купленное на такие деньги, по сути является собственностью не предпринимателя, а того, кто его вкладывает деньги.

Третье: в Англии владелец здания, дома или фабрики может не быть владельцем занимаемой им земли, в любом случае дом и завод можно получить в аренду. Ничто не запрещает провернуть то же самое с ткацкими станками, всеми станками и инструментами.

Четвертый элемент: предприниматель может не обладать техническими и административными знаниями в области управления, для этого он нанимает инженеров и бухгалтеров.

Пятый элемент: заработная плата рабочих, очевидно, что даже её распределение осуществляется за счет авансированного капитала того, кто финансирует компанию.

Строгая функция предпринимателя сводится к интуитивному пониманию того, что на рынке существует спрос на определенные массы продуктов, отпускная цена которых превышает стоимость расходов указанных выше. Здесь класс капиталистов определен как класс предпринимателей, который представляет собой социальную и политическую силу, главную основу буржуазного государства. Но слой предпринимателей не совпадает с слоем владельцев денег, земли, домов, фабрик, товаров, машин и т.д.

Есть две основные формы и точки признания капитализма. Одна из них заключается в том, что право производственного предприятия распоряжаться продуктами и прибылью от их продажи (фиксированные цены или реквизиция товаров не касаются права на такую прибыль) не должно подвергаться нападкам или сомнению. То, что защищает такое фундаментальное право в современном обществе, с самого начала является классовой монополией, это опора власти, с помощью которой государство, судебная система, полиция атакую всех тех, кто нарушает закон. Это условие производства предприятий. Другая точка признания — социальные классы «не имеют закрытых границ». Исторически они больше не являются кастами или орденами. Принадлежность к земельной аристократии длилась вечно, поскольку титул передавался из поколения в поколение. В среднем владение зданиями или крупными финансами длилось как минимум всю человеческую жизнь. «Средняя продолжительность принадлежности данного индивида к господствующему классу» имеет тенденцию становиться все короче. Вот почему в чрезвычайно развитых формах нас интересует уже не капиталист, а капитал. Этот режиссер больше не требует одних и тех же персонажей. Он находит и нанимает их, где хочет, и заменяет их во все более стремительных циклах.

 

Сегодня

 

Мы не можем здесь продемонстрировать, что ленинский «паразитический» капитализм не следует понимать в том смысле, что власть находится больше в руках финансовых капиталистов, чем в руках промышленных капиталистов. Капитализм не может расширяться и расти, не становясь более сложным и не разделяя все больше и больше различных элементов, которые способствуют спекулятивной выгоде: финансы, технологии, оборудование, администрация. Имеется тенденция к тому, чтобы максимальная выгода и социальный контроль все больше и больше выходили из рук позитивных и активных элементов и концентрировались в руках спекулянтов и коммерческого бандитизма.

Перенесемся от Маркса к… Дону Стурцо[6].

Последний с обычной осторожностью разобрался со скандалом в INA[7]. Интересно, когда он говорит: я не могу сказать, что происходило в фашистскую эпоху, потому что я был в Америке, но эти вещи стоят на повестке дня, здесь мы видим гораздо больше! Мы были в этом уверены. Капиталистический паразитизм сегодняшней Италии превосходит паразитизм Муссолини, и оба они остаются детской шуткой по сравнению с маневрами американского бизнеса.

INA обладает колоссальными финансовыми ресурсами, поскольку в нем сосредоточены все выплаты рабочих по социальному страхованию, как и другие подобные полугосударственные институты, чьи акронимы известны. INA выплачивает медленно и поэтому в его кассовых аппаратах обращается огромная масса наличных денег. Следовательно, он имеет право (хотя у него нет ни головы, ни тела, ни души, недаром мы находимся в цивилизации Habeas Corpus[8]!) не скапливать такое большое богатство, а вкладывать и инвестировать. Какая находка для современного предпринимателя! Он капиталист без капитала, поскольку диалектически современный капитал — это капитал без начальника, без головы.

Зло, — говорит мудрый сицилийский священник (некоторые из них, находясь на высоком уровне, страстно желают произносить похоронную речь), — это формирование большого количества фиктивных обществ в тени INA.

Что насчет этих фиктивных обществ, Кайзер? Некоторые люди образованы в бизнесе, располагаются в роскошных офисах и легко входят в экономические и политические прихожие, но, однако, не имеют ни собственной копейки, ни титулов, ни кадастровой недвижимости (ни даже не арендной платы за дом: они живут в больших отелях, знают Ванони[9] наизнанку, Ванони их не знает), но они составляют «план» данного бизнеса и основывают компанию, единственным активом которой является данный план. INA или аналогичный институт предоставит им деньги, если необходимо, в соответствии с небольшим «специальным законом»; закон, скажем, о развитии разведения крабов на борту затонувших кораблей. Это дело быстро станет заметной национальной проблемой, особенно после мощной речи оппозиционного парламентария против неумелости правительства.

Фактически, в прошлом средний предприниматель ходил в банк за деньгами для инвестирования в предлагаемый бизнес. В банке говорили: ну ладно, какие у вас гарантии, кроме вашей собственности, титулов и прочего…? Но у полугосударственного института нет таких низких требований: ему достаточно национального интереса, и он расходует деньги. Остальное — само собой разумеющееся. Если старый предприниматель в своем плане и производственном проекте допускал ошибку, бизнес на этом останавливался; деньги больше не поступали, и он робко покидал класс работодателей.

Наше фиктивное общество с ее блестящими сотрудниками не боится этого; если оно ловит крабов, а гурманы приобретают их по выгодной цене, это приносит прибыль. Если к несчастью крабы не выловлены или их никто не съел, то в этом нет ничего плохого; купоны, компенсации, участие были обналичены, и именно INA платит за банкротство плана по производству крабов.

На этом небольшом и банальном примере мы объяснили, что такое государственный капитализм или экономика, сосредоточенная в государстве. Само собой разумеется, что расходы INA — это расходы всех несчастных бедняков, которые вносят в казну еще один дополнительный доход от своей заработной платы.

Государственный капитализм – это финансы, сосредоточенные в государстве, находящиеся в распоряжении мгновенных манипуляторов предпринимательской инициативы. Никогда еще частная инициатива не была столь свободной, так как прибыль осталась частной, а все риски потерь для неё были устранены и разделены на всех.

Только государство может печатать сколько угодно банкнот и одновременно наказывать фальшивомонетчиков. В этом исходном принципе силовой гравитации, в соответствии с последовательными историческими формами, лежит процесс прогрессивной экспроприации мелких землевладельцев и капиталистической концентрации. Мы много раз говорили, что этих законов не избежит никакая экономика, где у компаний есть балансы и где обмены измеряется деньгами.

Таким образом, сила государства основана на сходстве интересов этих бенефициаров, которые извлекают выгоду из спекулятивных планов компаний и их сетей с глубокими международными разветвлениями.

Как могли эти государства не быть покровителями капитала для таких банд, которые никогда не платят по долгам, но насильно заставляют расплачиваться голодом эксплуатируемых классов? Доказательство того, что такие «капитализирующие» государства имеют хронический долг перед классом буржуазии, заключается в том, что они вынуждены давать ссуды, повторно принимать свои деньги и платить проценты.

Социалистическая администрация с «концентрированной экономикой» не будет одобрять никаких планов извне и не будет выплачивать проценты. И не будет вообще иметь дел с деньгами.

Капитал, сконцентрированный в государстве, предназначен только для облегчения маневра производства с целью получения прибавочной стоимости и прибыли, которые остаются «доступными для всех», то есть в пределах досягаемости членов класса предпринимателей, но уже не простых фабричных предпринимателей, а открыто денежных предпринимателей: они больше не производят товаров, но, как уже сказал Маркс, производят прибавочную стоимость.

Личность капиталиста нам больше не служит: капитал живет без него с той же функцией, увеличенной в стократном размере. Человеческий субъект стал бесполезным. Класс без составляющих его индивидов? Государство на службе не какой-то социальной группы, а неосязаемой силы, работы Святого Духа или дьявола? Вернемся к иронии нашего старого мистера Карла. Вот обещанная цитата:

« Обращая свои деньги в товары, служащие строительным материалом для нового продукта и факторами в трудовом процессе, интегрируя живой труд в их безжизненную объективность, капиталист одновременно трансформирует стоимость, т.е. прошлый труд в его объективированной и безжизненной форме, в капитал, стоимость, которая может осуществлять процесс валоризации, в ожившего монстра, который начинает «работать», «словно одержимый дьяволом» »[10].

Капитал нужно сразу хватать за его рога.

 

[1] «Собственность и капитал» .

[2] Генри Кайзер предложил «социальный» капитализм, при котором рабочие делят прибыль.

[3] Бюллетень, выпущенный в сентябре 1951 года группой, которая позже стала французской секцией Интернациональной коммунистической партии.

[4] Шольё = Касториадис, основатель группы «Социализм или Варварство».

[5] «Теория и действие в марксистской доктрине».

[6] Дон Стурцо был одним из основных членов и основателей христианской демократии.

[7] Институт национального страхования, INA («Istituto Nazionale delle sicurazioni») создан в 1912 году, чтобы стать государственной монополией, либеральная оппозиция привела к тому, что он превратился в квазигосударственную организацию, имеющую статус общественной, но сохранил «большую автономию» и, что более поразительно, более частный тип внутренней структуры, чем государственные органы (Candeloro, «История современной Италии»). Следовательно, он может работать так, как описано в тексте ниже.

[8] Хабеас корпус — это существовавшее издревле, по некоторым данным, ещё до Великой хартии вольностей, понятие английского права, которым гарантировалась личная свобода.

[9] Эцио Ванони – министр финансов, экономист. Многие фирмы легко уходили от его налогов.

[10] в ПСС изд.2 эта цитата написана так: «Превращая деньги в товары, которые служат вещественными элементами нового продукта, или факторами процесса труда, присоединяя к их мёртвой предметности живую рабочую силу, капиталист превращает стоимость — прошлый, овеществлённый, мёртвый труд — в капитал, в самовозрастающую стоимость, в одушевлённое чудовище, которое начинает «работать» «как будто под влиянием охватившей его любовной страсти» », последняя метафора из Гёте. «Фауст», часть I, сцена пятая («Погреб Ауэрбаха в Лейпциге»).