PARTITO COMUNISTA INTERNAZIONALISTA

НИТИ ВРЕМЕНИ

Убийство мертвецов (LXXXIV)

 

«Battaglia comunista», n.24 1951

 

Вступление

В Италии мы имеем многолетний опыт «катастроф, поражающих страну» и определенную специализацию в их «постановке». Землетрясения, извержения вулканов, наводнения, ливни, эпидемии… Их последствия, бесспорно, чувствуют особенно бедные слои и живущие в местах высокой плотности населения, а если катаклизмы, что гораздо страшнее наших, поразят все уголки мира, то неблагоприятные социальные условия не будут совпадать с неблагоприятными географическими и геологическими условиями. Но каждый народ и каждая страна имеет свои собственные шедевры: тайфуны, засухи, приливные волны, голод, периоды сильной жары и морозов, все неизвестные нам в «саду Европы»; и когда человек, открывая газету, обязательно находит более чем одну новость о бедствии, от Филиппин до Анд, от полярных льдов до африканских пустынь.

Наша капитализм, как уже было сказано сто раз, не столь велик количественно, но сегодня он находится в авангарде, в «качественном» смысле, в авангарде буржуазной цивилизации,  толпу предшественников которой он обеспечил в великолепии эпохи Возрождения в своей мастерской развития экономики катастроф[1].

Мы не мечтали бы проронить и слезинки, если бы муссон смыл целые города на побережье Индийского океана, или если бы они были затоплены приливными волнами, вызванными подводными землетрясениями, но смогли собрать милостыню от всего по всему миру для Полесине[2].

Наша монархия славилась знанием, что надо спешить не туда, где пляски (Порденоне[3]), но туда, где умирают от холеры (Неаполь), или к руинам Реджио и Мессины, разрушенных до основания землетрясениями 1908 года. Сегодня наш маленький президент[4] посещал Сардинию, и, если бы сталинисты не просто пустозвонили, то показали бы ему команду «потёмкинских рабочих» в действии, тут же поспешив в другой угол сцены, как воины Аида[5]. Было слишком поздно спасать бездомных, тонущих в вышедшей из берегов Пo, но когда камеры и микрофоны уставились в лица депутатов и министров, чтобы послушать их воздыхания, они успели обуться в резиновые сапоги.

У нас есть блестящая идея для таких инцидентов: государство должно вмешаться! И мы применяем её в течение добрых девяноста лет. По-видимому, профессиональный пострадавший итальянец поставил государственную помощь на место Божьей благодати и руки провидения. Он убежден, что государственный бюджет имеет гораздо более широкие границы, чем милосердие Господа нашего. Добросовестный итальянец с радостью жертвует десять тысяч лир, чтобы месяц за месяцом «съесть тысячу лир государственных денег». И во время одного из этих периодических непредвиденных обстоятельств, которые теперь модно нарекаются чрезвычайными ситуациями, но случаются во все времена года, центральное правительство принимает срочные меры и положения, а группа не менее эффективных «эксплутаторов ущерба», засучив рукава, окунается в суету практики и оргию закупок.

Министр финансов, сейчас это Ванони, временно приостаналивает все другие государственные функции и заявляет, что он не даст и гроша из казны для всех других «специальных актов», чтобы можно было использовать все средства для решения нынешних катастроф.

Не может быть лучшего доказательства, что государство бесполезно, и если бы рука Бога и правда существовала, то сжалилась бы над бездомными, вызвав землетрясения и разрушив это государство шарлатанов и дилетантов.

Но если глупость мелкой и средней буржуазии сияет ярче всех, когда она ищет средство от ужаса, замирая в теплой надежде на субсидии и компенсации от щедрого правительства, то реакция маленьких, но не менее глупых вождей рабочих масс, которые, как они восклицают, потеряли всё в результате катастрофы, но, к сожалению, только не свои цепи, кажется не менее бессмысленной.

Эти лидеры, претендующие на звание «марксистов», в таких крайних ситуациях, нарушающих благосостояние пролетариата, вытекающего из нормальной капиталистической эксплуатации, достают из рукавов экономическую формулу, еще более глупую, чем вмешательство государства. Формула известна: «пусть заплатят богатые».

Они ругают Ванони, потому что он не смог обнаружить высокие доходы и обложить их налогами[6].

Но и капельки марксизма достаточно, чтобы заметить, что высокие прибыли растут там, где происходят большие разрушения, и на них основываются крупные деловые сделки. Буржуазия должна заплатить за войну! — заявили эти ложные пастыри в 1919 году вместо того, чтобы призвать пролетариат к её свержению. Итальянская буржуазия все еще здесь и с энтузиазмом вкладывает свой доход в оплату войн и других бедствий, которые затем возвращаются в четырехкратном размере.

 

 

 

Вчера

 

Когда катастрофа разрушает дома, поля и фабрики, выбрасывая активное безработное население, она, несомненно, уничтожает богатства. Но этого не исправить переливанием богатства из других мест, подобно поиску старого пальто в шкафу, когда затраты на рекламу, сборку и транспортировку уже стоят намного больше, чем стоимость изношенной одежды.

Богатство, которое исчезло, было прошлым, многовековым трудом. Чтобы устранить последствия катастрофы, требуется огромная масса современного живого труда. Потому, если мы используем конкретное социальное, а не абстрактное, определение богатства, мы можем рассматривать его как право определенных людей, образующих правящий класс, собирать современный живой труд. Новые доходы и новые привилегированные богатства формируются в результате новой мобилизации рабочей силы, и капиталистическая экономика не предлагает никаких средств для «перемещения» накопленного в другом месте богатства, чтобы восполнить пустоты в сардинском или венецианском богатстве, так же, как нельзя забирать у берегов реки Тибр, чтобы восстановить то, что поглотила река По.

Вот почему глупо облагать налогом собственность на нетронутые стихией поля, дома и фабрики, чтобы помочь пострадавшим.

Центральным пунктом капитализма является не владение такими объектами, а такой тип экономики, что позволяет извлекать и получать прибыль из того, что человеческий труд создает в непрерывных циклах, и подчиняет использование этого труда этому извлечению.

Таким образом, идея урегулирования строительного кризиса военного времени с применением замораживания доходов владельцев домов, оставшихся целыми, привела к тому, что эти дома попали в еще более худшее состояние, чем те, что были разрушены в результате бомбардировки. Но демагоги выкрикивают простые аргументы, боясь быть непонятыми рабочими массами.

Основой марксистского экономического анализа является различие между мертвым трудом и живым трудом. Мы определяем капитализм не как право собственности на кучу прошлого, кристаллизованного труда, но как право на извлечение кое-чего из живого и активного труда. Вот почему нынешняя экономика не может привести к хорошему решению, реализованному с минимальными затратами сегодняшнего труда и рациональным сохранением того, что нам досталось от труда прошлого, или к созданию более качественных основ для осуществления будущего труда. Что представляет интерес для буржуазной экономики, так это безумие современного рабочего ритма, способствующего уничтожению все еще полезных масс прошлого труда, без каких-либо забот о  потомках.

Маркс объясняет, что древние экономики, которые основывались больше на потребительской, чем на меновой стоимости, не имели необходимости в выжимании такого количества прибавочного труда, как в настоящем, помимо единственного исключения в добыче золота и серебра (не случайно, что капитализм возник из денег), где рабочий был вынужден работать до смерти, как сообщает Диодор Сицилийский[7].

Аппетит к прибавочному труду (Капитал том I, глава 8: «Неутолимая жажда прибавочного труда») приводит не только к выжиманию такой рабочей силы из жизни, что сокращает её продолжительность, но и организует хорошие сделки на уничтожении мертвого труда, чтобы заменить все еще полезные продукты другим живым трудом. Подобно Марамальдо[8] капитализм, угнетатель живых, является также убийцей мертвых: « как только народы, у которых производство совершается ещё в сравнительно низких формах рабского, барщинного труда и т. д., вовлекаются в мировой рынок, на котором господствует капиталистический способ производства и который преобладающим интересом делает продажу продуктов этого производства за границу, так к варварским ужасам рабства, крепостничества и т. д. присоединяется цивилизованный ужас чрезмерного труда »[9].

Первоначальное название указанного абзаца — «Der Heisshunger nach Mehrarbeit», буквально «Неутолимая жажда прибавочного труда».

В жажде новорожденного капитализма к прибавочному труду, определяемой силой нашей доктрины, уже содержится весь анализ современной фазы капитализма, которая достигла непомерно крупных размеров: яростный голод катастроф и разорения.

Отнюдь не наше открытие (к чертям всех «композиторов»[10], особенно тех, что, напевая даже простую мелодию до-ре-ми-фа, считают себя творцами), что отличие между мертвым трудом и живым трудом заключается в фундаментальном различии между постоянным капиталом и переменным капиталом. Все объекты, произведенные трудом, которые не предназначены для прямого потребления, но используются в последующих процессах (теперь их называют капитальными товарами), образуют постоянный капитал. « Поэтому вступая в качестве средств производства в новые процессы труда, продукты утрачивают характер продуктов. Они функционируют здесь уже только как материальные факторы живого труда »[11].

Это относится к основному и вспомогательному сырью, машинам и всем другим типам установок, которые постепенно изнашиваются: убыток из-за износа, который должен быть компенсирован, требует от капиталиста инвестировать другую долю в постоянный капитал, нынешняя экономика называет это амортизацией. Быстрая амортизация является высшим идеалом этой могильщической экономики.

Мы вспоминали в «Одержимом дьяволом»[12], как у Маркса капитал обладает демонической функцией присоединения живого труда к овеществленному мертвому труду. Какая радость, что берега По не бессмертны, и сегодня можно с радостью «инкорпорировать в них живой труд». Проекты и спецификации будут готовы в течение нескольких дней! Вуаля, вы одержимы дьяволом!

«Сэр, проектный офис нашей фирмы выполнил свои обязанности по подготовке технических и экономических исследований: все они закончены и готовы». И анализ цен говорит, что лучше покупать камень из Монселиче, чем мрамор из Каррара[13]».

« сохранять стоимость посредством присоединения стоимости это есть природный дар проявляющейся в действии рабочей силы — живого труда, дар природы, который ничего не стоит рабочему, но много приносит капиталисту, именно обеспечивает ему сохранение наличной капитальной стоимости »[14].

Этот просто «сохраняющийся» капитал, всегда благодаря усилиям живого труда, Маркс называет его постоянной частью капитала или постоянным капиталом. Но…

« часть капитала, которая превращена [упрощенно: инвестирована] в рабочую силу [заработную плату], в процессе производства изменяет [вместо этого] свою стоимость. (…) Она воспроизводит свой собственный эквивалент и сверх того избыток, прибавочную стоимость ».

Поэтому мы называем это переменной частью и просто переменным капиталом.

Вот в чем ключ. Буржуазная экономика соотносит прибыль с постоянным капиталом, который находится без движения, в действительности он бы отправился в преисподнюю, если бы труд рабочего не «сохранил его». Марксистская экономика связывает прибыль только с переменным капиталом и показывает, как пролетарский активный труд: а) сохраняет постоянный капитал (мертвый труд); б) увеличивает стоимость сверх переменного капитала (живой труд). Это избыток, прибавочная стоимость, это предприниматель, её получающий.

Маркс объясняет, что определение нормы прибавочной стоимости происходит без учета постоянного капитала, что эквивалентно его приравнению к нулю: эта процедура является общей при математическом анализе всех вопросов, в которых играют роль переменные величины.

Когда постоянный капитал начинает фигурировать как ноль, начинается гигантское развитие прибыли. Это всё равно, что говорить, что прибыль предприятия остаётся прежней, если капиталист избавлен от обузы поддерживания постоянного капитала.

Эта гипотеза является реальностью современного государственного капитализма. Передача капитала государству означает, что постоянный капитал равняется нулю. Ничего не меняется в отношениях между предпринимателями и рабочими, поскольку они зависят лишь от величины переменного капитала и прибавочной стоимости.

Является ли анализ государственного капитализма чем-то новым? Без какого-либо высокомерия мы используем то, что знали с 1867-го. А это очень кратко: постоянный капитал = 0.

Не будем оставлять Маркса без следующей страстной фразы, следующей за этой холодной формулой:

« Капитал – это мёртвый труд, который, подобно вампиру, живёт, высасывая живой труд, и живёт тем больше, чем больше труда он высасывает ».

Современный капитал, который нуждается в потребителях, поскольку он нуждается в еще большем производстве, очень заинтересован в том, чтобы продукты мертвого труда как можно скорее вышли из употребления, чтобы навязать их обновление живым трудом, единственного, из которого он «высасывает» прибыль. Вот почему капитал на седьмом небе от счастья, когда начинается война, и поэтому он так хорошо подготовился к практике катастроф. Производство автомобилей в Америке огромно, но все или почти все семьи уже имеют автомобиль, поэтому спрос может быть исчерпан. Так что лучше, чтобы машины не служили долго. На самом деле, в первую очередь, они плохо собраны из серии выходящих из строя запчастей. Водители все чаще ломают себе шею и кости, но это неважно: клиент потерян, но вот другой автомобиль на замену. Затем мы переводим взгляд на продвижения моды с купленной за большие деньги рекламной пропагандой, благодаря которой все захотят купить новейшую модель, например, женщины, которым стыдно надевать прошлогоднее платье, даже если оно идеально. Дураки в деле, и не имеет значения, что Ford, собранный в 1920 году, прослужит дольше, чем новая модель 1951 года. И, наконец, бесхозные машины не идут даже на металлолом, а выбрасываются на автомобильные кладбища. Кто смеет высказать одно изречение: вы выбросили машину так, как будто она бесполезна, что если я исправлю её и буду вновь ездить на ней? Тот получит выстрел и уголовное дело.

Для того чтобы эксплуатировать живой труд, капитал должен порождать мёртвый труд. Он любит сосать молодую тёплую кровь и убивает трупы.

По этой причине в то время как содержание берегов реки По длиной десять километров требует человеческих затрат, скажем, один миллион в год, капитализму удобнее тратить миллиард. Иначе пришлось бы ждать тысячу лет. Возможно, это означает, что мерзкое чернорубашечное правительство саботировало содержание берегов По? Конечно, нет. Это означает, что никто не настаивал на выделении годового бюджета в несколько миллионов. Он не был израсходован, поскольку был поглощен финансированием других «крупномасштабных работ» «нового строительства», которые имеют смету в миллиарды. Теперь, когда дьявол сносит берега, у нас есть кто-то с вескими мотивами священных национальных интересов, который активирует проектный офис и делает все заново.

Кто виноват в том, что предпочтение отдано крупным проектам? Фашисты и официальные коммунисты. Они хором болтают о том, что им нужна политика продуктивности и полной занятости. Продуктивизм, любимое детище Муссолини, стремится запустить «сегодняшние» циклы живого труда, в которых большой бизнес и большие спекулянты приносят миллиарды. Давайте модернизируем старые машины крупной промышленности, а также модернизируем берега рек, позволив им разрушиться, и все это за счет Панталоне[15]. История последних лет административного управления государственными работами и протекции промышленности полна таких шедевров, начиная от поставок сырья, продаваемого по своим издержкам производства, и заканчивая работами, «осуществляемыми государственной монополией». в «борьбе с безработицей» на основе «постоянного капитала, равного нулю». Проще говоря, все затраты идут только на заработную плату, и компания, у которой нет никаких инструментов, кроме лопат, убеждает комендатора в том, насколько полезны передвижения земли: сначала засыпать туда и сразу же пересыпать обратно.

Если комендатор колеблется, у предприятия есть профсоюзный организатор: демонстрация рабочих с лопатами под окнами министерства и все готово. Следом приходит «композитор» и преодолевает Маркса: лопаты, постоянный капитал, породили прибавочную стоимость.

 

 

Cегодня

 

Масштаб бедствия вдоль реки По был огромным, и предполагаемая стоимость ущерба всё еще растет. Допустим, что посевные площади Италии потеряли сто тысяч гектаров или одну тысячу квадратных километров, что составляет примерно три сотых от общего количества или три от тысячи. Сто тысяч жителей были вынуждены покинуть этот район, пусть не самый густонаселенный в Италии, или, круглыми цифрами, около одной пятисотой или двух от тысячи.

Если бы буржуазная экономика не была настолько обезумевшей, можно было бы обойтись небольшой суммой. Национальный фонд получил серьезный удар, однако зона была разрушена лишь частично. Когда паводковые воды отступят, сельскохозяйственная почва в значительной степени останется, и разложение растительных веществ наряду с отложением гноя частично компенсируют потерю плодородия. Если ущерб составляет одну треть от общего регионального капитала, он стоит одну миллионную от национального капитала. Но средняя прибыль составляет пять процентов или пятьдесят от тысячи. Если бы в течение года каждый итальянец сэкономил едва ли одну пятидесятую часть своего потребления, ущерб был бы возмещен.

Но буржуазное общество представляет все, что угодно, но не общий кооператив, даже если крупным пиратам местного капитала удается улизнуть от Ванони, демонстрируя, что «доли» их предприятия распределены среди работников.

Все продуктивные операции итальянской и международной экономики, по крайней мере, столь же деструктивны, как и катастрофа на Падуане: вода льется в одну дыру и вытекает через другую.

Такая проблема непреодолима на капиталистических основаниях. Если бы речь шла о создании оружия, чтобы обеспечить Эйзенхауэру его сотню дивизий в течение года, решение было бы найдено[16]. Это все операции с коротким циклом, и капитализм будет вне себя от радости, если заказ на десять тысяч пушек будет получен за сотню дней, а не тысячу. Не зря существуют бассейны стали!

Но невозможен бассейн гидрологической и сейсмологической организации, по крайней мере, до тех пор, пока великая наука буржуазного периода действительно не сможет вызвать серию извержений, наводнений и землетрясений.

Здесь речь идет о медленной, не ускоряющейся столетней передаче от поколения к поколению результатов «мертвого» труда, но опекающего живых, их жизни и их маленькие жертвоприношения.

Допустим, например, что вода в Полесине отступит через несколько месяцев и что прилив в Оккиобелло[17] закроется до весны, значит будет потерян только один годовой цикл сбора урожая: никакие производительные «инвестиции» не смогут возместить их, но потеря невелика.

Если вместо этого кто-то полагает, что все берега По и других рек часто разрушаются из-за последствий неучтенного технического обслуживания в течение тридцатилетнего кризиса и катастрофического обезлесения гор, то решение будет найдено еще позднее. Никакой капитал не будет инвестирован на благо наших правнуков.

Наши отцы напрасно писали, что осталось лишь несколько примеров девственного леса, растущего без вмешательства человеческого труда. Система лесного хозяйства становится почти рукотворным «афродозиаком», несмотря на минимальные капитальные затраты на эксплуатацию. Тем не менее, высоко растущие деревья, наиболее важные в общественной экономике, всегда требуют очень длительного времени, прежде чем дадут полезный продукт. Хотя наука о лесном хозяйстве показала, что лучший год для рубки — это не максимальная продолжительность жизни, а год, в котором текущий рост равен среднему росту, для дуба всегда нужно рассчитывать 80, 100 и даже 150 лет. Ди Витторио и Пасторе[18] с отвращением выбросили бы учебник из окна, если бы когда-нибудь открыли его.

Как в оперетте: «воруй, воруй, капитал (любовь) не может ждать…».

Но есть ситуации и похуже. Относительно мало сказано о катастрофе в Сардинии, Калабрии и Сицилии. Здесь географические факты совсем другие.

Очень низкий склон долины реки По привел к накоплению воды, которая затем проникла в глинистые и непроницаемые почвы на глубине. Те же причины сильных осадков и вырубки лесов в горах на юге и на островах, наряду с резким обвалом в море, вызвали обвалы. Горные потоки вымывали песок и гравий из скальных пород и разрушали поля и дома за несколько часов, но, тем не менее, не приводили к многочисленным жертвам.

Мало того, что вырубка союзниками-освободителями великолепных лесов гор Аспромонте и Сила была невосполнима, но и здесь восстановление земель, затопленных паводковыми водами, практически невозможно, а не только неэкономично для «инвесторов» и «спасателей» (еще более корыстных, чем первые, если такое возможно).

Были смыты не только узкие слои обрабатываемой почвы, но и тонкие не каменистые слои, которые давали ей слабую поддержку, почва, которую много раз за десятилетия поднимали мелкие бедные земледельцы. Каждая плантация, каждое дерево, являющиеся основой довольно прибыльного сельского хозяйства, а также промышленности некоторых деревень, были потеряны вместе с землей, а апельсиновые и лимонные деревья утонули в море.

Пересадка разрушенного виноградника занимает около двух лет, но плантации цитрусовых дают полный урожай только через 7-10 лет, и для их создания и эксплуатации необходимо много капитала. Естественно, хорошие договоры не приводят затрат на немыслимую операцию по подъему почвы на сотни метров, и, в любом случае, вода вновь снесет её, прежде чем корни растения смогут закрепиться на глубине.

Даже дома не могут быть восстановлены там, где они были раньше, по техническим, а не экономическим причинам. Пять или шесть неудачных деревень на Ионическом побережье в провинции Реджо-Калабрия будут восстановлены не на своих холмах, а у самого моря.

В средние века, после того, как опустошение привело к исчезновению всех следов великолепных прибрежных городов Великой Греции, вершины сельского хозяйства и искусства в античном мире, несчастное аграрное население спасло себя от набегов сарацинских пиратов, переселившись в деревни построенные на горных вершинах, которые были менее доступны и, следовательно, более обороноспособны.

Дороги и железные дороги были построены вдоль побережья во время прихода «пьемонтского» правительства, и там, где этому не препятсвовала малярия, где горы близко надвисали над морем, каждая деревня имела свою «пристань» недалеко от станции. Так стало удобнее вывозить лес.

Завтра останутся прибрежные полосы, где кропотливо будут восстанавливать некоторые дома. Зачем крестьянину вновь селиться на склоне, где ничто не может пустить корни, а сама голая и скользкая каменная толща не позволяет восстановить дома? Что будут делать рабочие у моря? Сегодня они больше не могут эмигрировать, как калабрийцы из нездоровых низменностей и луканы из «проклятых глиняных земель», которые стали бесплодными из-за жадной вырубки лесов, когда-то покрывавших горы, и деревьев, растущих на холмах.

Конечно, в таких условиях ни один капитал и ни одно правительство не вмешаются, что является полным позором непристойного лицемерия, с которым поднялась национальная и международная солидарность.

В основе этого лежит не моральный или сентиментальный факт, но противоречие между судорожной динамикой современного суперкапитализма и всеми здравыми потребностями для организации жизни человеческих групп на земле, позволяющими им передавать благоприятные условия жизни сквозь время.

Бертран Рассел, лауреат Нобелевской премии, который спокойно публикуется в мировой прессе, обвиняет человека в чрезмерном грабеже природных ресурсов, столь постыдном, что уже можно просчитать их истощение. Признавая тот факт, что крупные державы проводят абсурдную и безумную политику, он осуждает заблуждения индивидуалистической экономики и рассказывает ирландскую шутку: почему я должен заботиться о своих потомках, что они для меня когда-нибудь сделали?

Наряду с мистическим фатализмом, Рассел относит к заблуждениям и коммунизм, который утверждает: если мы покончим с капитализмом, то проблема решена. После столь мощного появления физической, биологической и социальной науки он не может увидеть, что огромная степень расточительства как природных, так и социальных ресурсов, по существу связана с данным типом производства в качестве не менее физического факта, и считает, что все разрешится моральной проповедью или фабинаским призывом к человеческой мудрости всех классов.

Последствия жалки: наука становится бессильной, когда ей приходится решать духовные проблемы!

Те, кто действительно пробивает дорогу человечеству, делая решительные шаги вперед в организации человеческой жизни, на самом деле не завоеватели и правители, желающие завоевать славу на жажде к власти, а толпы безвкусных благодетелей и сторонников ERP[19] и всеобщего братства, подобные голубинным приверженцам мира.

Переходя от космологии к экономике, Рассел критикует либеральные иллюзии относительно панацеи от свободной конкуренции и должен признать: « Маркс предсказал, что свободная конкуренция среди капиталистов приводит к монополии, и оказался вправ, когда Рокфеллер установил практически монопольную нефтяную систему ».

Начав со взрыва на Солнце, который однажды мгновенно превратит нас в газ (и тогда ирландская шутка станет правдой), Рассел заканчивает молочными реками и кисельными берегами: « страны, желающие процветания, должны больше сотрудничать, чем конкурировать ».

Это ли совпадение для вас, мистер нобелевский лауреат, написавший трактаты по логике и научной методологии, что Маркс в свои времена рассчитал наступление монополии на пятьдесят добрых лет вперед?

В хорошей диалектике противоположностью конкуренции является монополия, а не сотрудничество.

Обратите внимание, что Маркс также предсказал разрушение капиталистической экономики, классовой монополии, но не с помощью сотрудничества, которому вы преданы вместе с Трумэнами и Сталинами доброй воли, а с помощью классовой войны.

Так же, как пришел Рокфеллер, придет и «большой усач»[20]! Но не из Кремля. Он, отрастив бороду Маркса, побреется в американском стиле.

 

 

 

[1]     «Первой капиталистической нацией была Италия» Предисловие к Манифесту.

[2]     Полесине: пейзаж восточной долины реки По. Поздней осенью и весной случаются паводки и регулярные наводнения, особенно в низовьях. Название происходит от латинского pollicinum или policinum, что означает болото или водно-болотное угодье. После сильного наводнения на Полесине в 1951 году (разрушено две трети района, эвакуация 150 000 человек) прошла радиопередача, в которой журналисты и модераторы призывали к пожертвованиям; На международном уровне в течение недели было собрано 700 миллионов лир.

[3]     Город во Фриули-Венеция-Джулия; славится своими традиционными танцами.

[4]     Луиджи Эйнауди (1874-1961): президент Италии и экономист.

[5]     Потемкин, Григорий (1739-91): русский фельдмаршал, доверенное лицо и фаворит царицы Екатерины Великой. Согласно легенде «потемкинские деревни», которые строил князь, скрывали от царицы фактическое, разрушительное состояние русской деревенской бедности. Они производили впечатление сельского благосостояния, но после каждого посещения их в спешке демонтировали, а затем снова собирали в другом месте во время тура императрицы.

[6]     В начале 1951 года Ванони ввел в Италии подоходный налог с физических лиц. Этот налог вошел в Книгу рекордов Гиннесса как «наименее оплачиваемый налог в мире». До сих пор уклонение от уплаты налогов широко распространено.

[7]     «Ужасным становится чрезмерный труд в древности в тех случаях, когда дело идёт о добывании меновой стоимости в её самостоятельной денежной форме — в производстве золота и серебра. Насильственный труд, убивающий работника, является здесь официальной формой чрезмерного труда. Достаточно почитать Диодора Сицилийского» Капитал том I.

[8]     В битве при Гавинане Фабрицио Марамальдо и Филибер де Шалон вели Священную Римскую Империю к полному завоеванию Флорентийской республики, защищаемой войском Ферруччи. Раненый Ферруччи попал в плен, где и был убит лично Марамальдо. По легенде, перед смертью он крикнул своему убийце: «Vile, tu uccidi un uomo morto!» («Трус, ты убиваешь мертвого человека!»).

[9]     Капитал том I, глава 8.

[10]   в оригинале: trovieri — игра слов: trovare = найти, troviero (от trobar = найти, придумать, написать песню) был прежде всего придворным поэтом и певцом любовной поэзии в XII и XIII вв.

[11]   Капитал том I, глава 5.

[12]   Dottrina del diavolo in corpo (1951) или «Доктрина об одержимом дьяволом теле».

[13]   Монселиче — ближайшие к По каменоломни, Каррара — главный центр производства мрамора в Италии.

[14]   Капитал, том I глава 6.

[15]   Панталоне — персонаж сказок и историй, вечно обманываемый старик, которому приходится за всех расплачиваться, а также в политике — налогоплательщик.

[16]   Здесь говорится о начале корейской войны.

[17]   Коммуна в Венето, на краю Полесья, всегда находится под угрозой наводнения из-за его близости к По.

[18]   Джузеппе Ди Витторио (1892-1957), Джулио Пасторе (1902-69): тогдашние лидеры «коммунистического» или католического союза

[19]   European Recovery Program, «Программа восстановления Европы» или «План Маршалла»

[20]   «Adda veni ‘baffone» — неаполитанское выражение периода Второй мировой, которое говорит о человеке, призванном улучшить неприятную ситуацию, изначально подразумевая Сталина. В любом случае кто-то восклицает: «Adda veni ‘baffone» означают одно: рано или поздно придет тот, кто наведет порядок.