PARTITO COMUNISTA INTERNAZIONALISTA

НИТИ ВРЕМЕНИ

Обезумевшие компасы (LXXX)

 

«Battaglia comunista», n.20 1951

 

Вступление

Первые моряки выходили в открытое море, ориентируясь, когда на горизонте не было видно суши, по солнцу или звездам, но этот метод не работал под пасмурным небом.

Открытие магнитной иглы, образованной сначала, кажется, из стержня железной руды, найденного в природе магнетита, а затем ползущего по нему намагниченного стального стержня, принесло на Запад имя Амальфитана Флавио. Радость, но позже стало известно, что китайцы изобрели компас задолго до него. Днем или ночью, при ясном или пасмурном небе, стрелка указывает на север и позволяет корректировать курс корабля.

Однако, когда мореплаватели прошлых веков попадают в магнитную бурю, то есть в зону непогоды, где сильны разряды молний и другие помехи, компас «сходит с ума». Стрелка безумно вращается вокруг своего центра и беспорядочно перемещается во все стороны: пока не вернется спокойствие, невозможно удерживать определенный курс.

Однако, если «поля», в которые попала игла во время кризиса, по силе и интенсивности сравнимы с теми величинами, которым намагниченный стержень обязан своим зарядом и поляризацией, то он может навсегда потерять их, и корабль больше не найдет своего пути, даже в спокойном состоянии. Компас больше не сможет «ожить».

Несомненно, если сегодня авангарды, даже небольшие и рассеянные, революционного пролетарского течения проходят через период бесспорной неразберихи и слишком часто не знают, с какой стороны юг капитализма и север коммунизма, запад реакции и восток революции, то надо сказать, что мы находимся в «магнитной буре» истории, в которой очень легко потерять всякую ориентацию…

Скептики, циники, хитрецы, на которых, к сожалению, сегодня опирается 99% рабочего класса, скажут — почему же тогда эти группы именуются авангардом? Во главе какой армии они стоят? И в каком сражении, если теперь они движутся вслепую и то и дело обвиняют друг друга в том, что тыл назван фронтом, а Зенит — Надиром?

Мы хотели бы обратиться к движениям, которые не видят или не признают свое отношение или свою привязанность к одной из крупных «администраций» политического движения, чьи штаб-квартиры ютятся в тени огромных вооруженных и полицейских сил мира. Мы отсылаем к группам, возникшим из важнейших тенденций революционного движения прошлых лет, пытающимся действовать, не плывя по течению, подобно пассивному хламу, не ограничиваясь ударами кнута, занесенного над вьючным животным, или лакомством над пастью крокодила, как в старом анекдоте, которые не ассимилированы теми забюрократизированными стадами, чей единственный компас служит только для того, чтобы избежать пинка под зад и каждый день наслаждаться лакомством.

Лучше какое-то время скитаться без компаса, чем твердо придерживаться «инструкций начальства» и гарантированной ежемесячной зарплаты. Какими бы немногими ни были независимые силы пролетариата в любой данный момент, именно они соединены нитью со временами великих пробуждений, когда огромные силы сливались в едином и надежном направлении.

Были некоторые попытки объяснить, что происходило в России, на Западе, в мире, особенно с начала первой европейской войны в 1914 году до кануна возможного третьего мирового конфликта. В основе этих попыток лежит понимание, что совокупность событий надежно отвечает «курсу», который марксистская доктрина прослеживает в течение примерно столетия как цикл современного капитализма.

Мы говорим здесь о лагере авангарда, в котором выделяем лагеря современных мощных организованных движений, можно сказать, во всех странах, дающие ответы на эту тему, и они сводятся к трем типам.

Первый тип. Доктрина марксизма устарела и ее следует отбросить. Основной элемент истории – отнюдь не борьба классов за непримиримые экономические интересы. Рабочие и собственники будут включены в национальные или даже глобальные политические системы; в случае нарушения такого порядка будет применена сила установленными и законными полномочиями.

Второй тип. Доктрину марксизма следует понимать в том смысле, что у рабочих есть общие интересы, которые нужно утверждать все больше и больше, но все возможности для этого предоставляются там, где политическая организация достигла завоеваний гражданской и избирательной свобод. Использование этого средства будет в большей степени устранять наиболее ощутимые «социальные дистанции» до достижения среднего общего благополучия.

Третий тип. Марксистская доктрина вооруженной революционной борьбы пролетариата за захват власти и конструирования коммунистического общества была утверждена в русской революции. С тех пор Россия стала страной социализма, которая не вступит в конфликт со странами капитализма, даже если пролетариат останется господствующим классом на бесконечное время, но поднимет оружие и защитит себя, в случае нападения. Избежание агрессии, которое является целью рабочего движения во всех странах, произойдет сосуществование и мирное соревнование между социализмом российского сектора и западным капитализмом.

Безусловно, немногочисленным и несильны те политические группы, которые в разных странах отвергают все три типа: первый связан с христианскими, масонскими, фашистскими идеалами, второй — с социализмом с демократическими предрассудками, богатым полувековой историей гнусной контрреволюции, третий — со сталинизмом, теперь четверть века держащие рекорды по антиреволюции.

Теперь, даже в рамках этих небольших марксистских групп, которые к настоящему времени, согласно нашим понятиям, мы называем авангардом, даже когда им не хватает сил, попытка выстроить объяснение, которое мы упомянули в некоторых тезисах, вызвала сомнения, и характер некоторых манифестаций показывает, к сожалению, утрату четкой ориентации.

Тезисы, которые встретили определенное сомнительное недоверие, заключаются в основном в следующем.

1) Современный контроль, дирижизм, управление экономикой со стороны государства — это этап, понимаемый и предвиденный нами, на пути чистого капитализма. Это не только не мост от капитализма к социализму, но и даже не отдельная социальная форма, втиснутая между ними во времени и поддерживаемая главным действующим лицом, третьим, новым классом, между промышленной буржуазией и пролетариатом, классом государственных бюрократов, техников, экономических и политических менеджеров.

2) Нынешняя российская форма — это революция, которая началась с двойного исторического импульса антифеодальной и антибуржуазной революции и в дальнейшем осуществляющаяся как чисто капиталистическая революция, так как она конструирует не социализм, а капитализм. В то время как на девятнадцать двадцатых своих социальных сил она загоняла азиатские и средневековые формы в адский круг современного капитализма, а на оставшуюся двадцатую часть она поглотила немногочисленные социалистические экономические формы героических лет, также низведя их до капиталистических форм, меркантильных, наемных, титульно-собственнических.

3) Нынешняя западная форма, наиболее выраженная в Америке, несомненно, обращает капитализм, уже зрелый и мощный, в сторону форм высокой концентрации и тоталитаризма в полном соответствии с марксистской позицией. Это становится очевидным, как только становится подтверждается тот существенный факт, что победитель унаследовал теорию и практику своих предшественников и побежденных фашистских врагов, а показная эксплуатация демократической идеологии является чистым выцветанием. Исторические максимумы сухопутного, морского и воздушного милитаризма, организованной способности к завоеванию, подчинению и агрессии, достигнутые этой формой, совпадают с максимально антиреволюционным потенциалом.

4) Коммунистическое революционное авангардное движение должно подготовиться к борьбе против двух подавляющих «крестовопоходных» и «постепенческих» волн, которые мобилизуют массы рабочих для целей, которые не являются ни классовыми, ни революционными; С одной стороны, во имя победы «демократии» свободного мира, с другой — в имя победы сталинского «социализма». В то же время и на уровне исторической перспективы, в соответствии со всеми оценками великих военных конфликтов с 1848 года по сегодняшний день, марксистское движение, применяя повсеместно пораженческую практику и практику «внутреннего врага», установит различными способами, что является меньшим из зол: союз двух групп, победа одной или другой. Меньшим злом всегда будет гибель вашингтонского монстра.

Последний тезис, если бы он не был точно сформулирован, может вызвать опасение, что приведет к постепенщине другого характера, или, если вам нравится еще одно «культурное» слово, к преферентизму. Было бы у нас обязательство к независимой «беспристрастности»! Такой выбор был бы ошибкой, если бы имея возможность нажатия на кнопки мировой революции, мы бы осмелились сказать: сначала нажмем на кнопку, запускающую американскую революцию, а только потом на кнопку русской революции! Сейчас речь идет не о том, чтобы нажать сразу на все кнопки! Чтобы убедиться в этом, необходимо, как обычно, немного отмотать нить времени, в обратную сторону, естественно.

Всякий, кто сомневается в отношении тезиса 1, то есть тезиса об изысканной капиталистической природе любого экономического этатизма или государственного экономизма, усомнится в тезисе 2 о российской тенденции к капитализму того небольшого сектора социалистических завоеваний 1917-1921 годов; если вымышленный посткапиталистический и досоциалистический этап существует, то вся Россия живет на нем.

В любом случае, переходя к тезису 3, сторонники данной оценочной позиции должны согласиться с тем, что Америка на самом деле еще только тяготеет к этому посткапитализму, в котором уже погрязла Россия. И тогда сторонники беспристрастности и индифферентизма, нарушенные нашим тезисом 4, фактически видят между социальной ситуацией на Западе и в России, между скелетом «двух конкурирующих и равных империализмов» гораздо более глубокое различие, чем видим мы. Намного больше, чем они думают, они близки к опасности предложения «революционной войны», достойной сестры и партнера благородной «демократической войны», которая омрачила 1914 и 1941 годы. Если Маркс, Ленин и Энгельс (как мы тщательно документировали) признают, что войны 1789-1871 годов были буржуазными революционными войнами, которые пролетариат обязан был поддерживать, и если «государственный экономизм» является новым историческим этапом капитализма, следовательно, необходимая предпосылка для коммунизма это война России для укрощения Америки, если инициатива может быть взята на себя и успешно завершиться (а даже если это не так, как это было с Наполеоном), её можно будет увидеть как вероятный способ «повернуть колесо истории вперед».

Вот почему во многих критических позициях, из-за стремления искать новые формулы для фактов, которые якобы являются неожиданными, мы не можем найти органический взгляд и последовательный «анализ» и «перспективу» (в отсутствии которых нас обвиняют), только потерю направления.

 

Вчера

 

Надо еще раз восстановить нить. Мы находимся в фазе отлива, абсолютно ориентировочно. Выпрямив прядь, можно снова приступить к плетению. «Германия, ткём мы твой саван могильный С проклятьем тройным в нашей злобе бессильной. Мы ткём, мы ткём!…» — пел бунтарь Гейне. Могильный саван капитализма еще не соткан, и слишком много притворных портных уже говорят о кройке ткани. Мы ткём, так как не смогли помешать Революционному Интернационалу в период с 1919 по 1922 год разрезать тогда изобильную ткань по неправильному образцу.

В 1895 году умер Энгельс, которого все считали исполнителем последней воли Маркса, какой бы буржуазной ни была эта история завещания. Бернштейн слыл исполнителем воли учителя Энгельса, и это вызвало отголосок, прозвучавший вскоре после публикации его книги «Социальные проблемы». Эта работа положила начало ревизионистской школе марксизма, течения, которое отстаивало постепенные социальные реформы и признавало политическое и даже государственное сотрудничество социалистических партий с наиболее передовой буржуазией с целью ускорения эволюции капитализма, что было бы единственно необходимой предпосылкой расцвета социализма. Между бернштейнианцами и ортодоксальными марксистами вспыхнула полемика, последние утверждали, что непримиримая классовая борьба и перспектива вооруженного революционного столкновения являются единственной истинной «предпосылкой» конца капитализма.

Для реформизма, который процветал в те десятилетия очевидной социальной идиллии и межвоенного перерыва, традиционный марксизм « был непризнанным сыном бурной юности капитализма и представлял собой серию выводов, сделанных в период революций между 1789 и 1848 годами ».

Поскольку сегодня утверждается, что марксистская конструкция не соответствует этой «бурной старости» капитализма, тогда было заявлено, что теория ошибочна, поскольку речь шла об объяснении его «спокойной зрелости». История раздавила ревизионистов.

С 1895 года молодой Ленин страстно симпатизировал борьбе радикалов против ревизионистов и перевел на русский язык полемический ответ Каутского на книгу Бернштейна. Примечательно, что на протяжении всего последующего периода Ленин не соглашался со взглядами многих левых марксистов, таких как Парвус, Люксембург, Каутский, по вопросам революции в России, но полностью сочувствовал им в отношении проблем и методов революции в Западной Европе.

По мнению Маркса, мы можем выделить три «зоны» революционного развития. История сдвинет зоны, но полностью подтвердит видение этого развития. Зона образуется континентальной Европой и особенно Францией и Германией с окружающими их странами, и это зрелое поле для столкновения восставшего рабочего класса с буржуазией, где проходят более или менее недавние революции. Другая зона — это Англия и Америка, где в период между «Манифестом» и «Капиталом» проявляется классовая борьба, менее напряженная в своих политических формах. Затем Ленин представит классическую демонстрацию того, что даже в этих двух странах полностью мы вступили в фазу, в которой буржуазное государство создает военную и полицейскую бюрократическую структуру, полностью направленную на то, чтобы отбросить любую пролетарскую попытку контролировать государство. Третья зона — это Россия, все еще феодальная, она ведет на отсталый Восток, куда еще не проникли современные способы производства, а либеральные и национальные претензии еще не были противопоставлены вековым синьорам.

Если с 1789 по 1848 год и в определенном смысле до 1871 года рабочий класс Европы еще должен был поддерживать молодую и прогрессивную буржуазию в открытых союзах, Ленин ясно видит, что подобная ситуация еще не возникла в российской зоне. Если на Западе вооруженное сотрудничество классов оправдывало поддержку рабочим восстаниям за национальную независимость, которые до 1871 года действительно были предпосылкой современной классовой борьбы, поскольку от неё зависела экспансия современного индустриализма, Ленин видел, что для России такое испытание еще не считалось само собой разумеющимся.

Радикалы Запада справедливо ненавидели любое политическое сотрудничество между классами, выродившееся даже в министерский поссибилизм, милиерантизм, масонскую политику союзов. Бернштейн полностью перевернул правильную историческую точку зрения: мы, по его словам, вышли из периода вооруженной борьбы и вступили в период правового сотрудничества. Вместо этого мы вышли из периода сотрудничества, не правового, а вооруженного, с буржуазией в борьбе против старой власти, и мы вступили в период борьбы между пролетариатом и буржуазией, чтобы прийти к восстанию, как мы увидели в Париже в июне 1848 года и в 1871 году.

Ленин видел это ясно, и это становится очевидным в каждой строчке, написанной с 1893 по 1923 год для тех, кто может читать и не заинтересован в фальсификации. Но в России он выступает против другой формы вырождения, и, выражаясь лучше, такого же ревизионистского вырождения: легального марксизма. Струве сказал: мы вышли из фазы союза с буржуазией, и поэтому нас не волнует ее борьба за политическую свободу и независимость угнетенных наций. А потом? Он выдавал себя за непримиримого, но пошел на компромисс с царем, как Лассаль, еще один несовершенный ученик марксизма, понемногу флиртующий с кайзером: давайте оставим, сказал он, любые буржуазные требования и привнесем в царистскую систему мирную борьбу за экономические завоевания, важные для рабочего класса: восьмичасовой рабочий день, повышение заработной платы, социальные законы и т. д. Ревизионизм, который на Западе ограничивался обменом рабочей революции на социальные реформы, в России пошел дальше, и умело демонстрируя классовый метод, променял не только рабочую революцию, но также и антифеодальную революцию.

Всю жизнь и все творчество Ленина, перефразированное тысячей авторов, следует рассматривать в свете диалектического столкновения стратегии революции в двух зонах, которые история разделяла до 1917 года. Только таким образом мы можем понять полное согласие критики теории буржуазной демократии и всего легитаризма, завершенная и неизменная со времен Манифеста, с уничтожением явной глупости построения мостов к царизму или сатрапиям или даже заморскому колониальному господству буржуазных держав под предлогом трюфельной антибуржуазности кастрированного марксизма.

В России все силы, готовые взяться за оружие против деспотизма, династии, бояр, должны вырваться вперед, будь они из буржуазии, крестьян, интеллигенции, угнетенного населения; По прекращению этой борьбы революционный пролетариат должен взять на себя ведущую роль, вооруженный теоретическим, организационным и тактическим оружием для своей диктатуры.

С этого момента в одной зоне борьба за политическую власть, возникшую в результате восстания, будет единственной предпосылкой для быстрой связи между высокоразвитым производством Запада и отсталым и дезорганизованным производством России. Это была битва III Московского Интернационала.

Когда Ленин прочитал книгу Бернштейна, он предвидел крах этого учения. Фактически, русский 1905 год снова поставил восстание на повестку дня истории, а усиление империалистической бури поставило на повестку дня еще более ужасные войны. Это означало, что перспективы, извлеченные из бурного периода первой половины прошлого века, полностью оправдались.

Следствием того, что Бернштейн поддался на обман затишья зрелого капитализма, стало социал-национальное банкротство: оно захлестнуло ревизионистов и немало радикалов. Оба течения решили, что вернулись в эпоху юношеского буржуазного режима, который помог им вырасти… Они сказали рабочим взяться за оружие в демократических и национальных целях.

В то время как средневековое выживание царизма было причиной шовинистической кампании социал-демократов в Германии, огромный скандал заключался в том, что тезис о поддержке войны завоевал даже некоторых русских социалистов и ортодоксальных марксистских лидеров большевистского крыла.

С декабря 1914 года Ленин посылает в Россию свои тезисы о войне: краеугольные камни цитируются Троцким в его работе «Сталин». Их можно резюмировать следующим образом: 1) Война войне 2) Превращение империалистической войны в войну гражданскую 3) Поражение царского правительства — меньшее зло при любых условиях.

Естественно, все недоумевающие говорили, что Ленин предпочитает победу иностранцев и германского империализма. Ленин писал Горькому в 1913 году: « Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей восточной Европе) штукой, но мало вероятия, чтобы Франц Иозеф и Николаша доставили нам сие удовольствие… ». Но именно Ленин проводит кампанию против позорной поддержки войны со стороны немецких и австрийских социалистов, и ткёт первый сюжет, из которого выйдут восстания Карла Либкнехта и Фридриха Адлера…

Определенную параллель можно провести с Италией. И здесь социалисты, выступавшие против войны в Италии сразу же после войны, имели благоприятные элементы, поскольку война для итальянской буржуазии не удалась. Легко вспомнить, что в конце концов враги царя и итальянской демократической буржуазии были разбиты. Однако, поскольку царь и итальянский правящий класс выступили со сломанными рогами в результате событий войны и мира, внутренняя ситуация стала благоприятной для классовой борьбы пролетариата. Сегодня буржуа и «ленинисты» состязаются в любви к Триесту!

Если бы немецкие армии не только прорвались через Карпаты и Капоретто, но и смогли бы растоптать английскую территорию и уничтожить французскую армию, революция Ленина захватила бы всю Европу и, возможно, победила бы. И особенно в Берлине.

 

Сегодня

 

В условиях империалистической войны 1939 года все вопросы либерального завоевания интереса пролетариата отошел в прошлое для всей европейской зоны, и повсюду созданы условия капиталистического производства и экономики. Все различия в социальном развитии и, следовательно, в историческом революционном поле между англо-саксонскими, континентальными и российскими территориями были преодолены, все препятствия на пути к искоренению средневековья исчезли. Формула Ленина актуальна более чем когда-либо: всюду против своего правительства и своей армии. Оптимальным вариантом была бы европейская революция. Существовало ли меньшее зло? Несомненно. Для нас это было, как известно, поражение английского суперимпериализма.

В чем заключалась гибельная сталинская политика? Без точного определения масштабов её предательства и без знания того, как связать её со своевременными обвинениями коммунистических левых с 1920 года, бесполезно переходить к проблемам справедливой революционной стратегии восстановления завтрашнего дня, от которого мы еще далеки.

В предвоенный период, столкнувшись с явлениями экономического и политического капиталистического тоталитаризма, которые появились в Италии в 1922 году и в Германии в 1933 году, вместо того, чтобы сделать очевидные выводы о существовании перспективы ортодоксального и радикального марксизма и ленинской теории империализма, была совершена чудовищная глупость, ставящая под сомнение демократические предпосылки и провозглашающая блок за свободу.

В разгар конфликта вокруг Данцига (Гданьск) российская политика соглашения с Гитлером вносит огромный вклад в проигрыш: во Франции, Англии, в Америке сталинисты заявляют: эта война для французов и англичан не демократическая, а имперская, необходимо применять девиз Либкнехта: враг в своей стране. Пропагандистские документы во Франции имеют огромное значение.

Но когда пакт с Гитлером было нарушен, война вновь «стала» демократической, и все коммунистические пролетарии мира приглашены к общему делу с английской и американской имперской буржуазией!!

Свидетельства современных событий показали всем, что выход из военной ситуации означал в то же время для всей зоны спасение демократии и гибель рабочей революции. И эта спасенная демократия, без всякого удивления для марксистов, как две капли воды похожа на побежденный фашизм. Следовательно, будет справедливо сказать, что большего зла нельзя было предвидеть, что меньшим злом было бы поражение могущественных английских и американских центров мирового империализма.

Только на этой линии твердого исторического опыта необходимо исследовать ситуацию третьей мировой войны. Отсутствует максимальная перспектива нападения пролетарских революционных партий изнутри на все правительства. Сталин не «доставит большое удовольствие» атаковать американский капитализм, в каркасе которого заключен мировой капитализм; Сталин всем своим движением принимает активное участие в кампании за мир.

Но если мир будет нарушен, как это часто случалось, несмотря на воинствующих пацифистов, немедленно превращающихся в трепещущих солдат, почему бы не вычислить худший исход? И почему бы не увидеть, что он будет заключаться в триумфе Америки по тем же причинам, которые вытекают из её не военного преобладания, а дипломатического и экономического?

Такая позиция превосходит позицию простого индифферентизма, она допустима в большей степени только для третьей партии, силы которой по крайней мере того же порядка, что и силы двух соперников. Только она одна будет эффективна в предотвращении использования всей суммы исторических уроков о позоре сталинизма в пользу возвращения к революционному Интернационалу завтрашнего дня, а не для защиты американской «свободы» и «процветания», не для тени сомнения, брошенной на непрерывность линии, идущей от Маркса к Ленину, подготавливающей ресурсы для пролетарской силы, от которой нельзя отказаться, антикапиталистической диктатуры и террора.

Эта линия уже была нам доступна в историческом политическом развитии, и мы еще раз хотели бы резюмировать на её сложной нити.

И мы не смогли бы её уловить, если бы она не послужила в нашем видении экономического развития. Доказательство того, что современная государственная экономика является классическим капитализмом, каким он определен при своём рождении, следует оставить для другого изложения. Формула государства как полицейского инструмента буржуазного класса и одновременно его экономического инструмента действительна не только с 1789 по 1900 годы, но и сегодня. В определенные моменты ему удается скрыть свою экономическую функцию, в другие разы — свою полицейскую функцию: марксизм всегда разоблачает и то, и другое.

Только видение, забывшее материализм, позволяет себе отклонения, когда не находит перед глазами «личность» индивидуального капиталиста. Капитал был внеличностной силой, начиная с молодого Маркса. Детерминизм без людей не имеет смысла, это правда, но люди являются инструментом, а не двигателем. Капитал может найти полное удовлетворение в экономических мотивах интересов и в физических аппетитах, в которых мы находим источник, даже когда питающиеся рты отличаются от прославляющих и разговорчивых ртов. Утверждение, что такое совпадение обязательно, допустимо только для идеалиста, который видит мозг и мысль как определяющий элемент между питающимся ртом и прославляющим ртом, и оплакивает наше бесконечное презрение к этому неотъемлемому достоинству человеческой личности.

К компасу! В экономике, истории, философии, если так угодно. А не к сумасшедшему компасу, ребята!