Вступительный комментарий от посткап / post-cap.
Размышления нашего греческого товарища об альтернативной экономике, которая ошибочно принимается за форму борьбы с капиталом. В то время как греческое государство обеспечивает капиталистам выплату банковских долгов, заставляя рабочих расплачиваться за кризис, активисты реализуют свои методы объединения и противостояния. Они выражаются в попытках изолировать себя от враждебной капиталистической системы. Неужели другой мир может так легко существовать наяву, в окружении капитала? Это ли слабость господствующих отношений? Когда буржуазия обесценивает жизнь рабочих, их выживание толкает на открытие новых практик. Результатами самоорганизации становятся рынки солидарности и коллективные предприятия. После свершения первого шага, борьба заканчивается, и начинается ведение бизнеса коллективами. Обмен и накопление никуда не деваются. Такие объединения не имеют тенденцию к преодолению общественного разделения труда, экономика в состоянии кризиса способна выиграть от подобного омоложения. Гильдии производителей и купцов возрождены, это может спасти чьи-то жизни, но не сможет быть средством в борьбе.
Афины, Пелла, Салоники и другие места
A Ruthless Critique, июль 2014
Капиталисты скалят свои зубы, а мы просто смеемся над этим всем. И поэтому у нас всегда будут новые Монолада или Пелла[1].
В Афинах несколько дней назад 28-летний парень был избит до смерти. Причина была проста и понятна — он потребовал невыплаченных зарплат своей подруги и был убит боссом. Капиталисты выражаются яснее и заявляют — любой, кто пожелает зарплату, умрет. Инцидент в Афинах не смог никого мобилизовать, и почти не произвел ни на кого впечатления. Кто-то умер, потому что просил зарплату, ну и что?
Конечно, то, о чем говорят телеканалы, это только вершина айсберга. Это способ декомпрессии клапана социальной ярости и основная диффузия ситуации. Средства массовой информации уродуют и деклассируют события, очищая их от особого социального контекста. В конечном счете, такие случаи объявляются «случайными» инцидентами, независимо от социального контекста, общественных социальных отношений и балансов, ежедневно управляющих всеми нами и приводящих нас к таким событиям. Мнения телевизионных комментаторов и их реакции количественно и качественно показывают и публично определяют методы и предел эксплуатации. Но под каждым декомпрессионным клапаном есть целый закипающий котел. Предел эксплуатации затем становится человеческой жизнью греческого пролетария. Тысячи случаев применения насилия к работникам со стороны работодателей регистрируются ежедневно в Афинах и Салониках, но информация о них никогда не доходит до общественности, публика узнает о каких-то из этих случаев, если в их ходе погибает кто-то из греков. Все эти рабочие, униженные или избитые без зарплаты, опускают руки. И здесь начинается основная дискуссия, о том, кто в конечном счете определяет эту чертову границу, за которой информация доходит до общественности и вызывает недовольство?
Ответ прост: для всех нас, кто участвуют в отношении с капиталом, эта граница определяется классовой борьбой. Наши классовые рефлексы отсутствуют, потому что как класс мы не существуем. Рабочий класс в Греции не существует, и это не означает, что нет рабочих или служащих, но означает, что нет пролетариата, то есть нет рабочих, которые негативно смотрят на свое место в социально-классовых отношениях, и, будучи такими противоречивыми структурированными субъектами, совершают какие-либо действия. В Греции класс в качестве общего дефетишизированного явления пока не образовался. Предел возникает из-за диалектического балансирования между двумя полюсами капиталистических отношений (то есть между трудом и капиталом). Хотя эти полюса являются не только контра-компонентами в противоречивом единстве (отношения капитала), но они также тесно связаны каждую минуту и каждую минуту через их противоположность образуется и их одновременная взаимозависимость — это противоречие пролетариата как противоположности противоречия капитала. Так предел определяется нами и определяет нас в то же время, и в Греции помимо коллективных рефлексов национальной идеи, культуры благотворительности или сладкого забытия кейнсианского государства ничего не осталось. Пролетариат реагирует время от времени, «перерабатывая» все тот же хлам из фетишизма капитала, которому нужно противостоять. Нация, половые отношения, государство, закон и т.д. видятся рабочим единственным путем ограничения своей девальвации (то есть понижения стоимости своей рабочей силы). Так, вместо пролетарского движения против отношений капитала у нас есть конституция, которая нас больше разделяет, чем объединяет. Ситуация довольно трагична.
Но предел ясен, и государство не будет долго поддерживать его. После принятия «Закона о банкротстве» неустойчивое положение рабочих отношений только началось. Теперь закон вступил как более официальное признание защиты со стороны государства нынешнего положения и тактики накопления капитала: государство законодательно освободило работодателей от обязанности выплачивать заработную плату в срок до 3 месяцев. Этот шаг признан необходимым и официально поддержан государством, это практика, которой в данный момент пользуются боссы, у них есть признанное право на это (поскольку государство и закон были более широко и глубоко реструктурированы в этих условиях накопления во время капиталистического кризиса). Поэтому государство и капитал пытаются перекинуть кредит и долг (который всегда был неотъемлемой характеристикой и состоянием капитала и денежного посредничества) с плеч боссов на плечи рабочих. Что происходит, когда капиталист просит кредит в банке? Как совершенно справедливо говорит Вернер Боунфелд «Это означает, что я (капиталист) не могу выкачивать достаточно прибавочной стоимости и получать ее на рынке, так что теперь вы (банк) дадите мне ту стоимость (деньги), что мне нужна, и я буду с интересом ее возвращать». По его словам и на самом деле, ситуация остается крайне неустойчивой, никто не знает, сможет ли капиталист выполнить свое обещание. Нестандартная ситуация как для финансового капитала, дающего кредит, так и для капиталиста (который может в конечном итоге присвоить деньги себе). Теперь, во времена бедности, для работников и для части местного капитала решение просто и понятно, потому что государство оценивает это так: «Вы (капиталист) можете не бояться за свои отношения с банком, переведите дыхание, вы можете обязать к выплате рабочих. В любом случае у них нет рабочего движения, а условия труда уже настолько небезопасны и нестабильны, что напугали их. Огромной массы резервных работников и одних только обещаний зарплаты становится достаточно, чтобы заставить их работать».
Конечно, это не означает, что мы движемся к ситуации, когда рабочая сила становится абсолютно бесплатной. Капитал и стоимость предполагают и требуют собственного обобщенного посредничества, и, следовательно, рабочую силу как товар, а каждый товар имеет свою цену. Все это означает только еще один гвоздь в гроб девальвации рабочей силы. Некоторые не особенно спешат заявлять о возможных «общинах» среди самых бедных работников, неспособных воспроизводить себя эффективно из-за неоплаты заработной платы, таким образом, они превращаются в «общинников» или продавцов солидарности по принципу альтернативной экономики или коллективистского бизнеса! Хотя в настоящее время нет никакого движения, если боссы уверены, что могут не выплачивать зарплату три месяца, но рабочие могут найти иной способ жить и воспроизводить себя, и, будут глотать эту печаль, не получая зарплату и проявляя некоторое понимание. Если это произошло, то все движение отошло от классовой борьбы, от классовой практики в рамках текущих противоречий и создало параллельный альтернативный полу-капитализм «экономики солидарности» с огородами и базарами. Как правило, это иллюзия, что где-то возможен другой мир за пределами отношений капитала. Центральным вопросом в истории человечества всегда было то, как мы воспроизводим самих себя, и это тоже важно. Так почему кто-то борется за лучшую зарплату в своем профсоюзе (это сложная отдельная тема), а не идет работать в альтернативный магазин солидарности, чтобы получить необходимые товары по более низкой цене? Или почему кто-то, имея некоторый задаток со своей зарплаты, все равно продолжает оставаться пролетарием, когда может стать коллективистским бизнесменом? Здесь мы не утверждаем, что эти структуры солидарности (этот термин здесь является «прикрытием», так или иначе…) не играют никакой роли и места в движении классового соперничества, как поддержка способов остановки девальвации пролетариев. Конечно, это не так. Проблема в том, что когда они считают себя чем-то большим чем есть, когда они считаются революционными и антикапиталистическими проектами, противопоставляющими себя власти капитала[2], тогда они выпадают из классового антагонизма, неизбежно спускаясь к особому альтернативному капитализму под маской «антикапитализма». В Греции это уже случилось. Движение (до некоторой степени) покончило жизнь самоубийством, став полукапиталистическом, полубизнесом и т.д. Альтернативные сети солидарности сыграли роль дополнения к нормальной и мирной девальвации рабочей силы…
Вероятно, базары и коллективы изображают будущее, которое в конечном счете является диалектическим историческим результатом текущей ситуации. Но история не является замкнутой диалектикой, закрытой изолированной системой, а включает в себя субъекты, которые в определенной степени сделали свой выбор…
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Автор отсылает к статье на сайте Barikat.gr об инциденте в области Неа Манолада на полуострове Пелопоннес (Греция) и к собственой статье о положении в Архангелос ном Пелла. В Маноладе четверо пакистанских рабочих были обстреляны своими землевладельцами/работодателями, когда потребовали выплаты зарплат. Владельцы отказались, потому что рабочие были нелегальными иммигрантами. Многие источники тогда указывали на то, что собственники были связаны с ультра-националистической партией «Золотая Заря». Новость об инциденте в Манолада на русском на сайте [mpst.org]. Пелла же является номом, в котором живет большое количество албанских и македонских мигрантов, находящихся в тяжелых, антисанитарных условиях.
[2] Очевидно, что здесь вместе критикуются коллективистский альтернативный бизнес, экономика солидарности и т.д., которые могут отличаться между собой, хотя необходимо их критиковать, беря по отдельности. Но здесь они критикуются вместе не просто так, а потому, что, несмотря на все их различия, они имеют нечто общее в своем идеологическом стержне: мнение, что возможен параллельный мир за пределами капитала, куда капитал не достает, и, возможно, что подобные действия по всему миру могли бы быть противодействующей капиталу силой. Это понимание совершенно ошибочно. Капитал отделяет человеческую жизнь только по форме, но не по содержанию. Содержанием везде и всегда является стоимость, даже там, где она не появляется в традиционном виде в качестве товара или денег. В капитализме материальные индивиды живут порознь, в отдельных сферах социальной практики, но остаются теми же индивидами. Стоимость как социальное отношение и практика не может быть частичной, стоимость существует только в качестве обобщенного отношения, отличительной чертой является то, что стоимость устанавливается как общественное обобщение. Придерживаясь вышеупомянутого, мы понимаем, что восприятие обеих моделей — коллективной экономики и экономики солидарности — не может работать как сила, противодействующая капиталу в капиталистическом обществе. Если бы это было так, то первым антикапиталистическим убежищем была бы семья, потому что на первый взгляд она не принадлежит капиталу, между ее членами нет товарных отношений. Но это не так, семья с ее гендерными ролями и т.д. работает как неоплачиваемое воспроизводство особого товара — рабочей силы, и такое выживание зависит от способности эффективно продавать этот товар. Общины и экономика солидарности — не более, чем отдельные области и пространственно-временные модели в пределах капиталистических общественных отношений, где сам капитал непосредственно не отвечает за воспроизводство рабочей силы, но делает это опосредованно, через другой полюс отношений капитала — рабочих, обеспечивающих собственное воспроизводство.